Совсем никакая: есть ли у любви словарный запас

Вчера у Пети в детском саду отмечали День Матери. На праздник пришли мамы, а также бабушки и пара школьников — старшие сестры и братья тех детей, мамы которых прийти не смогли. Все шло по известному сценарию — стихи, песни, танцы. А еще была игра: детям нужно было быстро передавать друг другу плюшевый цветок, говоря громко, какая у них мама.

Вчера у Пети в детском саду отмечали День Матери. На праздник пришли мамы, а также бабушки и пара школьников — старшие сестры и братья тех детей, мамы которых прийти не смогли. Все шло по известному сценарию — стихи, песни, танцы. А еще была игра: детям нужно было быстро передавать друг другу плюшевый цветок, говоря громко, какая у них мама. Тем детям, кто начинал, повезло: они без запинки торжественно произнесли «любимая», «счастливая», «добрая», «красивая», «хорошая». Тем, кто был в середине, повезло меньше: придумать что-то оригинальное они не могли, и пришлось повториться — «любимая», «счастливая». А тем, кто завершал игру, не повезло совсем: дети растерялись — вероятно, повторяться им не хотелось, но после неловкого молчания все же пришлось — «добрая», «красивая». Отличились в этой игре лишь два ребенка: девочка Соня, которая неожиданно для всех назвала свою маму «хитрой» и мой Петя, который баловался, и когда до него дошла очередь, тоже растерялся, а потом разозлился: «Никакая!» — громко выкрикнул он в ответ на просьбу воспитательницы выбрать из предложенных ею вариантов, какая у него мама.

После праздника, одеваясь в раздевалке, я, хоть и понимая всю несерьезность Петиного ответа, себялюбиво спросила: «Неужели у тебя ни одного доброго слова для меня не нашлось? Зачем так психовать? Выбрал бы любое из тех, что сказала воспитательница, мне бы было приятно». «Да не хотел я из них выбирать! Я просто из-за всех этих глупых песен забыл, как хотел сказать!». По воспитательной инерции я заметила Пете, что забыл он вовсе не из-за песен, а из-за того, что сам баловался. Петя упрямо не согласился и продолжил: «Я вообще хотел сказать, что ты самый лучший человек в мире!». На этих словах он меня крепко обнял. Мы стояли, обнявшись, в тесной раздевалке, где шумели довольные дети и мамы, и я думала о том, как много значат для нас слова.

Иногда хочешь сказать добрые слова, а чувствуешь себя Эллочкой-людоедкой
Иногда хочешь сказать добрые слова, а чувствуешь себя Эллочкой-людоедкой

Уже дома, раздевшись, Петя опять вернулся к теме дня и сказал: «Мамочка, вот на самом деле я так сильно тебя люблю, что даже не могу понять, как сказать об этом». «Горе от ума» — так я, любя, называю своего сына, который с завидным постоянством ставит передо мной вопросы повышенной сложности. Можно ли сказать о своей любви? Передать всю глубину своего чувства словами? Вероятно, можно, ведь не зря в этом «упражняются» с начала времен поэты и философы, не зря ломают голову мужчины, перед тем как попросить у женщины руки, извиниться перед ней или поздравить с банальным 8 Марта. Конечно, можно — ведь мы, женщины, «любим ушами» и ждем, когда нам скажут что-то особенное. Неужели нельзя, думаем мы, услышав опять «общие слова»...

Лично мне лучший ответ на вопрос о словах любви дал детский утренник: разве дети, которые искренне и без запинки сказали своим мамам «общие слова», любят их меньше, чем глубокомысленный Петя или предательски откровенная девочка Соня? Конечно, нет. Просто к самим словам можно относиться по-разному. А к истинным чувствам они порой не имеют никакого отношения.

Фото: кадр из фильма «12 стульев», 1971 года