«В 40 лет жизнь только начинается» — одна из самых популярных цитат последнего времени. Это из фильма «Москва слезам не верит». Произносит фразу Катя — героиня Веры Алентовой. В 40 лет она встречается с внезапно объявившимся отцом своей взрослой дочери. Тот жалуется на неудавшуюся жизнь. А счастливая и все трудности преодолевшая Катя ему и говорит: «В 40 лет жизнь только начинается — уж я это теперь точно знаю!»
А теперь вспомним, с чего начинается эпизод встречи 40-летних Катерины и Родиона:
— Ты без мамы? — насмешливо спрашивает она.
— Мама умерла 8 лет назад, — отвечает он.
Катина мама, как и родители всех трех героинь, в фильме вообще ни разу не фигурируют. Их (как бы) нет.
В наше время у 40-летней Кати был бы сын-второклассник и мама-пенсионерка. И фиг бы у нее жизнь началась!
В традиционном обществе связь поколений работала четко: родители растят и воспитывают детей, а когда дети вырастают — родители начинают заботиться о своих стареньких родителях. Никто никогда не жил «для себя». Но никто не заботится о детях и родителях одновременно.
В известной статье психолога Людмилы Петрановской о травмах поколений объясняется, как много война перекроила в этой стройной череде. Героини «Москвы слезам...» в классификации Петрановской — это дети войны, недополучившие в детстве любви и заботы, потому что все силы их матерей были направлены на выживание.
У детей нет привязанности к родителям, у них часто и родителей-то нет. То есть дети, повзрослевшие в 50—60-х — первое поколение, не намеренное «отдавать сыновние долги»: они уезжают подальше от родителей и зачастую прерывают с ними связь. Вырастив своих детей, они «начинают жить», еще молодые, но уже свободные.
Поколение Дяди Федора
Людей, рожденных с конца 60-х до конца 80-х годов Петрановская называла «Дядей Федором» — это гиперответственные дети, избаловавшие (она говорит «усыновившие») собственных родителей. Они росли с ключом на шее и готовили ужин к приходу мамы.
Дядя Федор — 7-летний мальчик из советского мультика — запросто мог уехать в деревню Простоквашино и самостоятельно там жить, при этом его инфантильные и беспомощные предки лишь всплескивали руками, падали в обморок, но не занимались активными поисками: просто не знали, как это делается.
Внутри этого поколения я бы выделила еще более узкую группу — настоящие ровесники Дяди Федора — рожденные в 70-х. У них есть особая черта, отличающая их от детей 60-х и 80-х. Те, кому сейчас от 40 до 50 — это первое поколение массово позднеродящих.
Начало их фертильного периода пришлось на лихие 90-е — когда рожать было страшно. Эти годы отмечены глубочайшим демографическим провалом за всю историю страны включая военную. Новый беби-бум случился в 2000-х — когда жизнь наладилась. Примерно тогда же термин «пожилые первородящие» был объявлен неполиткорректным и выведен из употребления. Первый ребенок в 30+ стал новой нормой.
К тому же мама в отличие от тебя продукт советской системы — она без тебя не приспособлена к жизни в новых условиях, и ее буквально всюду надо водить за ручку. Поэтому ты отдаешь ребенка няне, а бабушку за ручку ведешь в поликлинику. Или в банк. Или в пенсионный фонд. Сама она не разберется.
Рожденные в 70-х — это первое поколение, расплющенное между молотом и наковальней: бабушки ревнуют к внукам! Как же так: сын везет на море своего сына, а маму не везет? Дочка тащит в поликлинику своего ребенка, а маме ведь тоже пора к врачу! Малявке на новый год подарили телефон, а бабушке не подарили!
40-летние «дядифедоры» стараются успевать на два фронта, чтоб никого не обидеть.
Бег по кругу
Прошлый год был нехорошим: умерли трое моих ровесников — один инсульт и две онкологии в поздней стадии. Статистика по смертности в трудоспособном возрасте (от 40 до 55 лет) в России настораживает. Люди срединного поколения просто не успевают следить за своим здоровьем и обращаются к врачам, когда уже поздно что-то предпринимать. Минздрав предположил, что это из-за загрузки на работе, и дал всем возможность проходить диспансеризацию по субботам. Не помогло.
40-летние надрываются не из-за работы. У них дети входят в самый проблемный пубертатный период, а родители становятся совсем беспомощными и требуют все больше внимания.
«Жизни для себя» нет вообще: ребенка к доктору, маму к доктору; в школу на разборки сбегать, родителям вопросы в дачном товариществе урегулировать. И еще быстро и интенсивно поработать, потому что на все это нужны деньги. Заботы о себе и собственном здоровье все время откладываются на потом, а стресс становится хроническим.
Недавно я поучаствовала в холиваре в соцсетях под совершенно невинным постом: женщина 45 лет радостно и несколько иронично сообщила друзьям, что надо же, оказалось, что мама сама может доехать до дачи, без меня. Тут же набежали комментаторы 60+ с осуждением: «Неужели вам трудно отвезти маму на дачу! Это же такая малость, по сравнению с тем, что она для вас сделала: у кроватки сидела, колыбель качала, кормила-поила, в садик водила. Вы у родителей в долгу!»
А у автора поста третья стадия рака. И мамина способность самостоятельно добираться до дачи обнаружилась, только когда дочка лежала в больнице.
Когда же жизнь начинается?
Мы не можем, как Екатерина, уповать на то, что в 40 лет жизнь только начинается. В 45 она у многих заканчивается — в самом прямом и печальном смысле слова.
А у кого не заканчивается — у того дети маленькие и родители старенькие. С таким багажом начинать новую жизнь очень трудозатратно.
Поколение «дядифедора» даже не может, как почтальон Печкин, заявить однажды: «Я только жить начинаю — на пенсию перехожу!» В 55 мы бы, конечно, с удовольствием пустились во все тяжкие. Но мы не только первое поколение позднеродящих, мы еще и первое поколение пенсионной реформы: заслуженный оплачиваемый отдых нам перенесен на неопределенное время.
Остается исходить из того, что жизнь началась тогда, когда началась — в 70-е. И все вот это — она и есть.
