Mail.ru Group и сервис Добро Mail.ru вместе с социологами, психологами, представителями некоммерческих организаций решили исследовать тему перинатальных потерь и обсудить результаты в рамках информационной кампании #надопоговорить.
В своем исследовании мы изучили:
- почему эта тема настолько стигматизирована;
- какова роль окружения в поддержке женщины, потерявшей ребенка;
- какая именно поддержка нужна;
- как потерю переживают мужчины и какова роль мужчины как партнера в этой истории.
С полным текстом исследования вы можете ознакомиться здесь. Мы расскажем вам истории только двух женщин. Это истории, написанные слезами утраты. В них много боли и сожаления, но, в то же время, море надежды и тепла.
Ольга Белогорцева, 34 года
В 2016 году мы с мужем ждали первенца. Ничто не предвещало беды. Я проходила все необходимые обследования, врачи говорили, что все в норме. У нас был заключен контракт с роддомом на партнерские роды, у меня была «своя» акушерка. В общем, все шло по плану.
Ребенок родился доношенным, но я не услышала его крика. Мне не положили его на живот, как всех новорожденных, а от врача я услышала только приговор: «Ребенок – не жилец, до утра не дотянет». В тот момент я плохо понимала, что происходит, почему она так решила, как такое возможно? Малыша унесли, чтобы подключить к ИВЛ. Мужу разрешили остаться со мной. Хорошо, что нам выделили палату не в послеродовом отделении, где находятся мамы с новорожденными, это было бы невыносимо. Но окна нашей палаты смотрели на дверь, из которой выходили счастливые «выпускницы» с детьми, их встречали родственники с шариками и цветами. Лето, солнце, весь этот праздник жизни был не для меня. Я была как замороженная. Было дико страшно и непонятно: что делать, кого привлекать, можем ли мы как-то повлиять на происходящее?
Сын умер на вторые сутки от полиорганной недостаточности. Нам так никто и не объяснил, и мы до сих пор не знаем, почему так случилось. Нас спросили, хотим ли мы попрощаться. Прощание выглядело так: мы зашли в реанимацию, посмотрели на малыша в стеклянном кювезе, опутанного трубочками. Через круглое окошко погладили его ножку. Вот и все. Когда мы вернулись в свою палату, я почувствовала, что этого недостаточно, что мне необходимо подержать его на руках. Пусть я покажусь какой-то странной, ненормальной, что хочу подержать мертвого ребенка, но мне это важно.
Мы вернулись и убедили начальницу реанимации дать нам такую возможность. Она сказала: «Так никто не делает», но все-таки малыша отключили от всех трубок и дали мне, завернутого в пеленку. Я очень благодарна себе за то решение. Воспоминание о том, как я держу сына на руках, стало для меня опорой после, когда я горевала и задавала себе вопросы: мама ли я, если я не кормила своего ребенка, не вставала к нему по ночам? И то, как я передала тельце мужу, чтобы он тоже подержал его – это тоже было важно. Нас было двое, мы вместе были его родителями.
Мы вернулись домой, где нас ждали приготовленные детские вещички, кроватка… Все это был какой-то кошмар. Моя жизнь была разрушена. Я испытывала злость и чувство вины, казалось, что на все мои вопросы самый простой ответ: «Я сама виновата». Спустя 4 месяца я завела на женском форуме тему: «Как вы пережили потерю близкого человека?». Читая истории, которые мне присылали, я поняла, что нет никакого рецепта, который избавит от боли. Что все, что я чувствую – нормально, и если что-то кажется мне важным в моем проживании горя – это действительно важно и правильно.
Очень помогла работа с психологом. Позже мы стали ходить с мужем на семейную психотерапию. Муж должен был работать, и мне стало казаться, что для него уже все в прошлом, а я теперь всегда буду в трауре и не смогу стать прежней. Для меня важно было услышать, что он тоже все помнит, тоже сожалеет о том, что никогда не научит нашего сына плавать, играть в футбол… Просто жизнь требует его включенности.
Через год я снова забеременела. Я думала, что предаю память своего ребенка. Как будто он может сказать: «А как же я? Разве ты меня больше не любишь?» Я боялась поверить в то, что у меня будет ребенок, и думала, что это застрахует меня от боли, если что-то пойдет не так. Но было все равно больно, когда беременность замерла на небольшом сроке 9 недель. Врачи успели назначить предварительную дату родов, и в день, когда мог бы родиться ребенок, меня накрыло очень сильно.
В целом, мне понадобилось более двух лет, чтобы снова стать живой, спонтанной, радостной. Психологи говорят, это стандартный срок. В 2018 году у нас родился сын. И сейчас, оглядываясь назад, я могу сказать, что человек, переживающий потерю, это как будто человек без кожи. Он максимально уязвим. Он будто переплывает море в шторм, и каждая волна может его утопить. От близких в этот момент нужно очень много терпения и поддержки. Для них, может быть, ничего не изменилось внешне: ребенка как не было, так и нет. Но для мамы, которая слышала биение сердца малыша, видела на УЗИ, как он сосет палец, чувствовала его шевеления внутри, все по-другому.
Екатерина Будей, 44 года
В моей жизни было два случая, когда я потеряла ребенка. Обе эти потери я переживала с одним и тем же мужчиной. Когда это случилось в первый раз, мне было восемнадцать, и мы еще не были женаты. Беременность замерла на сроке 10-11 недель. Врач буднично сказала: «Пульса нет» и сказала сделать выскабливание как можно скорее. Никаких слов поддержки, никаких объяснений. Я была как замороженная, просто просчитывала свои дальнейшие шаги, думала о том, что мне нужно теперь делать. Думаю, то, что я отключила чувства в тот момент, меня спасло.
Меня положили в палату к женщинам, которые пришли на аборт по собственному желанию. Когда я отошла от наркоза, слезы потекли сами собой, было очень жаль малышонка. Те женщины пытались меня по-своему утешить: «Знаешь, какой раз я тут? Да у тебя их еще десять будет!» Естественно, от этого было только хуже, и я попросила своего будущего мужа забрать меня из больницы. Дома он заботился обо мне, молча оберегал, просто был рядом. А однажды он сказал слова, которые тогда меня очень поддержали: «Будут еще, когда придет время».
Потом мы поженились, и, когда мне было 25 лет, я родила сына. Кстати, во время беременности им на том же сроке тоже была угроза, началось кровотечение. И меня положили «на сохранение» опять в общую палату, где вместе лежали женщины, которые пытались сохранить беременность, и женщины, которые пришли ее прервать. Одна из них после искусственных родов кричала на весь коридор: «У меня девочка!» (естественно, это была уже не живая девочка). Все-таки на уровне медицины у нас что-то не то. Не понимаю, почему нельзя тех, кто хочет и ждет ребенка, класть отдельно? Они могут поддержать друг друга, и это было бы намного более бережно по отношению к женщинам. У меня тогда был очень сильный страх, я боялась, что не смогу доносить ребенка. Он действительно родился раньше срока, но все закончилось хорошо. Сейчас ему уже почти 20 лет.
Но я всегда мечтала о втором ребенке. Никаких проблем со здоровьем не было ни у меня, ни у мужа, но беременность не наступала. Это случилось, когда мне был уже 41 год. Я поняла это на отдыхе. Сделала несколько тестов, они были положительные. Но в последний день отдыха началось кровотечение, и стало ясно, что это конец. Только после этого я сказала мужу о том, что была беременна, ожидая участия и поддержки, как в первый раз. А он фактически отмахнулся: «Да тебе, наверное, показалось!» После этого я ушла в эмоциональное пике. Я почувствовала, как будто что-то вокруг меня схлопывается, и поняла, что из наших отношений что-то важное безвозвратно ушло. Это стало отправной точкой для нашего расставания, и впоследствии мы развелись.
Сейчас я понимаю, что вторая потеря ребенка привела меня к самой себе. И в итоге я получила гораздо больше, чем потеряла. Я тогда начала посещать психотерапевта, а сейчас сама защищаю в РУДН диплом по теме «Посттравматический синдром после перинатальной потери». Я стала психологом-волонтером в некоммерческой организации «Свет в руках» и помогаю мамам, которые потеряли детей до их рождения.
Всем женщинам, с которыми это произошло, я бы хотела сказать: «Ты ни в чем не виновата. То, что произошло, ничего не говорит о твоей женственности или не женственности. Твои близкие не всегда могут тебя поддержать, потому что им тоже страшно, они могут не знать, как это сделать. Но сейчас много специалистов, которые могут помочь. Главное, не стесняться просить о помощи, и не бросать себя никогда».
Анна Буранова, магистр психологии, психолог БФ «Свет в руках»
К сожалению, многие родители, переживающие перинатальную потерю, встречаются в своем окружении с невольной попыткой сравнить и определить степень горя в зависимости от того сколько дней, недель, месяцев длилась беременность. На самом деле, переживания потери могут быть очень сильными, даже когда срок был небольшим. Порой женщина может столкнуться с отсутствием бережности и поддержки, как Екатерина в больнице после потери на раннем сроке. Бывает такое отношение и в семье, и среди друзей, и коллег.
Горю нужно пространство и время, чтобы быть прожитым, нужно много сил, поскольку это нелегкий труд, и он особенно тяжел, когда нет в окружении поддержки, «разрешения» на горевание, признания чувств. C одной стороны, ценность родительства очень высока в нашем обществе. И, если все благополучно протекает, все окружающие готовы разделить радость с семьей. С другой стороны, если на пути к родительству случаются потери, болезни, непростые диагнозы, то родители бывают лишены такой необходимой им в этот момент поддержки, им не с кем разделить горе.
Очень точно описывает этот процесс Широки Илс в своей книге «Пустые руки». Он сравнивает горевание с темным туннелем, сквозь который очень непросто идти, проживая боль и скорбь. Именно чуткое и теплое отношение других, поддержка, забота могут облегчать, насколько это возможно, движение: «Образно говоря, люди, воспоминания и бережное обращение к себе будут для вас зажжёнными свечами на пути сквозь туннель, освещая путь и принося успокоение».
