Яблочное лакомство для тех, чья надежда устала

Все вроде бы хорошо, все вроде бы есть, ну как минимум самое необходимое. Но где-то в груди снова саднит пустота, с которой, казалось, уже разобрался. Нет, ее не получилось заполнить, не так быстро. Воспоминания пока не ушли в папки, а папки — в чердачный сундук.

Content image for: 431878
Все вроде бы хорошо, все вроде бы есть, ну как минимум самое необходимое. Но где-то в груди снова саднит пустота, с которой, казалось, уже разобрался. Нет, ее не получилось заполнить, не так быстро. Воспоминания пока не ушли в папки, а папки — в чердачный сундук.

Глаза все еще ищут в толпе спину человека, которому так много хочется сказать. И знаешь ведь, что сказать не сможешь: слова застынут на отчаянном «если бы ты знала...». Дальше — безмолвные многоточия, стертое письмо, холодная трубка телефона, которую резко вешаешь за секунду до начала гудков. Это не страх. Это трезвое осознание наперекор разбушевавшимся эмоциям: для нас «вместе» возможно теперь лишь в воспоминаниях. Все закончилось, хоть и не прошло в сердце.

Теперь мы с ней живем на разных концах большого города, уверенные в том, что привыкли к всплескам этой пустоты. Не так уж и больно — лично я смог смириться. Эта боль, как мигрень: помучает и уйдет. Надо жить дальше, альтернатив нет.

Туманными дорогами вдоль набережной. Свет фонарей размывается желтыми мурашками в ночи. В кармане куртки бумажный пакетик с яблочной пастилой — остатки из кладовки моего кафе. Завтра утром начну готовить свежую. К кружке горячего ноябрьского кофе самое оно — смесь бодрящей горечи и сладкой кислинки.

Я не зря сегодня вспомнил о пастиле. Бабушка Лале советовала ее тем, чья «надежда устала». Именно так она называла состояние, ныне переживаемое мною и, думаю, многими. Холода ведь: серо, слякотно, иммунитет к хандре ослабевает. Наступило время года, когда во время завтрака уже начинаются сумерки. И в такие дни не хочется ничего, кроме тепла воспоминаний, особенно если недавно от тебя ушел тот, кто, видимо, должен был уйти.

«Сынок, не надо бороться с печалью. Ее, конечно, можно заглушить чем-то или кем-то. Но рано или поздно она прорвется, и, скорее всего, в самый сложный момент жизни. И тогда все навалится друг на друга и руки опустятся. Пусть лучше сейчас денек-другой помучает. Надежда не робот, она почти живой организм, тоже нуждается в передышке. Когда надежда устала, надо дать ей передохнуть. И себе тоже. Люди, у которых постоянно хорошее настроение, меня всегда настораживали. Это отдает неискренностью».

Помню, как бабушка каждый сентябрь нарезала ломтиками яблоки для пастилы, рассказывая мне живописные истории про знаменитые яблоневые сады азербайджанского города Губа. Потом Лале засыпала их сахарным песком (из расчета 200 г сахара на 1 кг яблок), оставляла на сутки. Рано утром принималась варить ломтики на маленьком огне до размягчения. Выносила тазик во двор, давала остыть душистому «полуваренью» — я его так называл. Оставляла меня сторожить тазик, чтобы ее любимицы-кошки не нашкодили.

Затем Лале перетирала «полуваренье» через сито, размазывала эту массу по противню, застеленному фольгой. Пятнадцать дней светло-коричневый «коврик» сушился на подоконнике дальней комнаты нашего дома. Она хорошо проветривалась и там было всегда солнечно. Когда пастила была готова, бабушка разрезала ее квадратиками, обсыпала сахарной пудрой, складывала в деревянную миску. Каждый внук, помогающий бабушке по хозяйству, вознаграждался фруктовым лакомством.

Мы с Айдынлыг гуляем уже четвертый час, благо ветер стих прошлой ночью. На Айдынлыг комбинезон с надписью «Is it possible not to love me?»*. Моя красотка в отличие от своего хозяина в отменном расположении духа — ее кормом не корми, а дай по стамбульским кварталам побегать. Она, как вы поняли, особа любопытная — сует свой мокрый нос в каждый подъезд, виляет хвостом при виде влюбленных парочек, подвывает в унисон гудящим паромам.

Если бы не Айдынлыг, я давно согнулся бы. Настоящая батарейка «Энерджайзер», только с хвостом и четырьмя лапами. Я помню день, когда в дождливую ночь подобрал ее, худую и замерзшую, и с тех пор не понимаю людей, покупающих себе собак. Преданным другом может стать и тот щенок, что ждет своего хозяина в бедном приюте, а не в уютной квартире предприимчивой заводчицы.

Мы уже приближаемся к дому, и я чувствую, как внутренняя боль теряет остроту. Надежда медленно поправляется — воистину пастила творит чудеса. Нам всем следует смириться с тем, что порою счастье приходит через боль и оказывается не таким, каким мы его себе представляли. Главное — то, что оно приходит. Тем более когда Новый год на носу.

* Разве меня можно не любить? (англ.)

Следующий выпуск «Дневника восточного кулинара» будет опубликован 14 декабря

Фото: Global Press