Эльчин Сафарли: «Я многое отвоевал у родителей»

«С тех пор как начал писать, я изменился не в лучшую сторону. Дело в том, что до этого я был жизнерадостным, динамичным человеком. Сейчас я домосед, менее массовый — люблю узкий круг. Стал более замкнутым», — признается Эльчин Сафарли, писатель и наш колумнист. О том, как влияет писательство на его жизнь, на его отношение к жизни и к близким, о том, что его раздражает и что делает счастливым, Эльчин рассказал Леди@mail.ru.

«С тех пор как начал писать, я изменился не в лучшую сторону. Дело в том, что до этого я был жизнерадостным, динамичным человеком. Сейчас я домосед, менее массовый — люблю узкий круг. Стал более замкнутым», — признается Эльчин Сафарли, писатель и наш колумнист. О том, как влияет писательство на его жизнь, на его отношение к жизни и к близким, о том, что его раздражает и что делает счастливым, Эльчин рассказал Леди@mail.ru.

— Существует стереотип, что написание текстов — признак некоторой, простите, ненормальности. Психологически здоровый человек такими вещами не занимается. Вы можете опровергнуть или подтвердить этот стереотип?

— Творческие люди — такие же, как все, отличие лишь в том, что их странности более выпуклые. Кроме того, их творчество требует некоторой замкнутости. По-моему, настоящий творческий человек не может быть полностью социальным. Замкнутость предусматривает подготовку к творческому рождению. Это как женщина, которая вынашивает ребенка. У нее меняется характер. Она становится более капризной, недовольной всем. Вот вам абсолютный образ творческого человека! Я тоже в этот период очень капризный, раздражительный.

— За четыре года писательства Вы издали уже шесть книг. То есть пишете беспрерывно. И что, все это время Вы капризный и раздражительный?

— Сказать правду? Да, так и есть. С тех пор как начал писать, я изменился не в лучшую сторону. Дело в том, что до этого я был жизнерадостным, динамичным человеком. Сейчас я домосед, менее массовый — люблю узкий круг. Стал более замкнутым. Но я считаю, что все происходит так, как должно произойти.

— О писателях говорят, что они, как правило, мизантропы. Им приятнее проживать в своем выдуманном мире, чем ходить в булочную или выслушивать истории своих жен. Вы тоже оберегаете свое личное пространство?

— Да. Это одна из моих больших побед. Это 27 лет бесконечной войны с окружающим миром, с бытом, с реальностью, где нужно работать с 9 до 18, с друзьями, которые не готовы звонить тебе тогда, когда ты не пишешь или по выходным, когда ты позволяешь себе выйти куда-то. Это большая борьба за понимание. Можно не бороться, но ты хочешь этой жизни и ты борешься за гармоничное сосуществование насколько это возможно. Есть хорошая фраза: «Счастье — это не делать то, что нам не хочется».

— У Вас в семье были сложности с отцом, Вы даже об этом написали в книге. Какой была его реакция?

— Сейчас, когда мне уже скоро 30, я понимаю, что это была та самая проблема отцов и детей. Да, в первом романе «Сладкая соль Босфора» это тема затронута. Папа прочитал, но ничего мне не сказал, сказал маме. Ему стало неприятно не оттого, что я об этом написал, а оттого, что это было. Мне всегда было сложно найти с ним общий язык, но с годами мы становимся ближе друг другу. Всегда сохранял уважение к нему в любой ситуации. Даже когда он перегибал палку, я молчал, потому что это мой отец. Мы воспитаны так. Это и есть восточное воспитание. На Востоке говорят: «В споре с родителями промолчи, даже если они не правы». Пытаешься сохранять уважение и при этом отвоевывать свое пространство. А я многое отвоевал у родителей.

— Что, например?

— Свободу, возможность заниматься, чем я хочу, а не тем, чего хочет мой отец. Он — пилот с 40-летним стажем, каждый день поднимает в воздух «Боинг». У него большой авторитет в этой среде. И папа всегда хотел, чтобы кто-то из его сыновей — а у него нас двое, продолжили дело его жизни, но ни один из нас не захотел быть летчиком. Мой брат — дизайнер, а я поступил на факультет журналистики. И вроде он принял мой выбор, а все равно успокоиться не может. «У меня ведь два сына, и оба творческих профессий». Говорит он это с сожалением в глазах, но с улыбкой на лице.

— Как Вы сами признались, у Вас часто меняется настроение. Как это влияет на взаимотношениях с близкими?

— Я — как погода. Я даже героя моей последней книжки «Мне тебя обещали» назвал Погода. Эта самая искренняя моя книга, в которой я рассказал очень много о себе. Не могу иначе. Я же изначально приучил читателя к искренности. Я и в жизни очень открытый человек. Недоговариваю часто, но никогда не вру.

— А в книге всегда договорите?

— Всегда. Там ни о чем не спрашивают и не задают вопросов. Почему я больше люблю рассказывать книге, а не людям — боюсь «загрузить» собеседника. А книга — это 320 тысяч букв того, что ты хочешь сказать...

— Как приучить других уважать твое личное пространство?

— Воспитывая. Если это в работе, то с такими навязчивыми людьми работать не нужно, но если это близкий человек — нужно воспитывать. Я начал с автоответчика на телефоне, где записал: «Добрый день! В настоящее время не могу ответить на Ваш звонок. Оставьте свое сообщение после звукового сигнала. Спасибо!» И знаете, какой был текст в первых сообщениях?

— Очень любопытно...

— Отбойные гудки. Люди бросали трубку. Год воспитания, теперь у меня вместо гудков всегда входящие сообщения. Мама моего друга, когда мне звонит, вместо сообщения на автоответчик, начинает петь в трубку. Это значит — позвони мне. Она говорит: «Благодаря твоему автоответчику поняла, что умею петь. И неплохо». Видите, какие тонкие маневры, которые не так болезненны. А для кого чрезмерно болезненны — дверь открыта, прощайте!

— Бальзак говорил, что за ночь любви приходится расплачиваться хорошей страницей. Если перед Вами будет стоять выбор: написать книгу или провести ночь с девушкой, что выберете?

— О, конечно, написать книгу! Быть писателем — это невероятно приятно. Твои книги — это твоя вторая жизнь, совершенно отдельная и никак не связанная с твоей жизнью реальной. Ты можешь перестать писать книги, обанкротиться, можешь потерять талант, можешь стать поваром или космонавтом, ты можешь делать все, что угодно, но твои книги будут жить. Для кого-то они будут жить всегда. Вот это прекрасно. Признаюсь, в душе я всегда хотел бессмертия. Мне всегда хотелось сделать то, что будет жить вне меня. От ночи, проведенной не за книжкой, меньше отдачи. Я всегда боялся быть покинутым, думаю, именно из-за этого я пишу книги. Люди — проходящее, уходящее явление в нашей жизни. А твои книжки никогда не предадут.

— Вам принадлежат слова: «Женщина слабее всего, когда любит, и сильнее всего — когда любима». Эльчин, а мужчина?

— Мужчины всегда внутри знают, что они хуже женщин. На все 200%. Просто мы об этом не говорим женщинам. А вот он напьется и скажет между словом: «Я всегда знал, что скотина, а она лучше. Я ее не заслуживаю». Превосходство женщины заключается в том, что она всегда может простить, если, конечно, любит, и мужчины это знают. В конфликтах я часто на стороне женщины. Часто случается, что мужчина завоевывает, а потом остывает. Подобная неблагодарность меня очень задевает. Мужчины говорят: «Тяжело спать с одной женщиной всю жизнь — гречка надоедает каждый день». И он едет в Тайвань наесться суши. А ей ведь не надоедает его жареная картошка ежедневно!

— Читая в мемуарах Чарли Чаплина о писателях, вспомнила про Вас: «Писатели — милые люди, но они не из тех, кто охотно что-то дает другим. Они не любят делиться тем, что знают сами. Они прячут свое богатство в переплеты своих книг».

— Так и есть. Единственное, что можно от меня получить — это моральную поддержку и хороший вкусный ужин. Всегда рад людям, приглашаю в гости. Накормлю, постелю — поспите, перетерпите рядом со мной сложный период. Но, когда полегчает, уходите домой. И мне кажется, это не мало, когда тебе есть к кому пойти и просто посидеть с ним рядом, помолчать. Не оттого, что мне сложно, просто мне нужно остаться одному, в тишине, чтобы писать. Это не только творчество, но и работа.

— Бывает, что не пишется?

— Может не писаться два, три, четыре дня, неделю. Все остальное — это уже лентяйство. Уезжай куда-нибудь, передохни, забудься, а через пять дней возвращайся и пиши. Я часто слышу: «Мне полгода совсем не писалось». А что ты делал все это время? Слезы лил? Страдал? Но в писательстве бывает такое, когда ты заканчиваешься. Я молю Бога, чтобы это не произошло со мной.

— Что Вас делает счастливым?

— Пешая прогулка по набережной, там чайки, море. Дышится так легко! Все, что отягощает — выветривается из тебя. Потом сядешь на камни, закуришь. Смакуешь сигарету, потому что она так к месту, и одновременно ругаешь себя за то, что куришь на таком чистом воздухе. Меня делают счастливым полные столы, которые я встречаю в чужих семьях — значит, в доме есть хлеб. Делает счастливым все белое: белые стены, белая мебель. Очень люблю красивых людей, не красивых шаблонно, а с горящими глазами, с ямочками на лице, красиво одетых. Ненавижу понятие — позитивный человек, оно такое маслянистое, избитое. Надо гордиться любыми своими состояниями. Плачешь, значит, так должно быть, тебя это чему-то научит. В жизни так много того, что огорчает. Жить вопреки всему этому — настоящая борьба. Люди, которые стремятся к чему-то хорошему — строят дома, сажают деревья, ценят близких, обнимают друг друга — мне кажутся героями. Их надо награждать медалями за силу быть счастливыми, как награждали наших дедушек, бабушек за отвагу в Великой Отечественной войне. Медали за противостояние серым оттенкам жизни.

Фото: Эльвин Гусейнов, Сергей Сараханов, Александра Гнатуш