Если честно, то последнюю неделю стажировки я ждала с нетерпением — все-таки вставать ни свет ни заря и работать по 8 часов на кухне (а потом еще для сайта) тяжеловато. Зато на работу шла, как на праздник, — когда знаешь, что осталось совсем немного, и шеф кажется добрее, и шестилитровая кастрюля не такой тяжелой, и превратившийся в омлет «крем англэз» не такая уж трагедия (особенно когда у шефа вслед за тобой он тоже не получился).
Это что! Чемоданы я начала собирать за две недели до отъезда! При этом не скажу, что особенно хотелось на родину. Дома никто не ждет, будущее туманно, круассанами больше завтракать не будешь, и хрустящих еще теплых багетов днем с огнем не сыщешь. Хотя, надо сказать, за все эти три месяца я практически не рефлексировала и даже в депрессии не впадала. Кухня забирала все силы, и на обдумывание экзистенциальных вопросов времени совсем не оставалось.
Последний рабочий день в целом прошел, как обычно. «Last day?» — этим вопросом встретил меня Жан-Поль, отец шефа, на пороге булочной. «Oui», — кивнула я и поджала губы. «О, сегодня твой последний день!» — через пять минут напомнила зашедшая в помещение Саян, невеста Корентана. «Finish? — спросила мама шефа и добавила, вытирая невидимые слезы, — Triste!» («Грустно!» — с фр.). «Ну что, последний день», — напомнил и шеф. «Угу, — сказала я и нагло добавила, — что, скучать-то будете?»
Весь день Жан-Поль развлекал меня, как мог. «Кажэбэ» больше не называл, зато все время насвистывал «Калинку-малинку» и даже пытался станцевать вприсядку. А еще в этот день мне удалось реабилитироваться с кремом англэз. Шеф ушел в магазин за маскарпоне и наказал приготовить этот злосчастный рецепт. «И вы не боитесь после вчерашнего?» — на всякий случай уточнила я. «Ну у меня же тоже не получилось», — сказал он. В общем, я согласилась готовить крем при условии, что сделаю это своим собственным методом (а точнее, методом Bruno Montcoudiol) — когда готовность крема определяется достижением не температуры 82 градусов, а нужной текстуры (помешивая, ждешь до тех пор, когда крем после остановки движения не начнет слегка вращаться сам в обратную сторону). Пока готовила крем, ужасно переживала, что вдруг я забыла и вовремя не определю готовность крема. Но нет, оказалось, руки помнят. Крем получился идеальным, и, несмотря на то что шеф не похвалил, не исключено, что после моего отъезда он все же возьмем этот метод на вооружение. Как тогда, с мильфеем и решеткой.
Финальную речь я не готовила заранее. Просто сказала все, как есть. Что это лучшая стажировка в Лионе, что в глубине души девочки хотели бы оказаться на моем месте, что я многому научилась и благодарна шефу, что он разрешал мне столько всего готовить. «А теперь я буду всех обнимать!» — объявила я. Но на этом дело не закончилось. «Вы такие хорошие, я вас люблю!» — тут Остапа понесло. «Я вас люб-лю!» — сказал в ответ Жан-Поль по-русски. А на мой удивленный взгляд ответил: «Я слышал эту фразу в одном фильме». Ну и в довершение всего шеф предложил сэндвич, сок и торжественно вручил конверт с деньгами. Я тогда не знала, что их хватит максимум на новые туфли, поэтому очень обрадовалась и пошла обниматься по второму кругу. В общем, расстались мы довольные и счастливые.
В полупустом самолете я вальяжно сидела одна в трехместном ряду и, глядя в окошко на исчезающую под облаками Францию, даже позволила себе немножко всплакнуть. Потому что французские каникулы закончились, и дальше должно начаться что-то другое. Вспомнила разговор с Юлей из программы FPA (той самой, которая как-то закрыла вредную коллегу в холодильнике). Она уже окончила свой большой полугодовой курс, очень хочет открыть свой ресторан, но не решается и считает, что надо сначала еще год где-нибудь поработать (при том что ресторанный опыт у Юли уже есть). Ее муж, известный турецкий кардиохирург, считает, что нужно действовать сейчас. Не бояться, что не получится. Show must go on. «Если ты сделаешь ошибку, ты всего лишь сожжешь пирог. Если я сделаю ошибку, умрет человек. И я делал ошибки».
Елена Володина
