Историю своей семьи, а также об особом отношении к родной стране и языку, Майя и Владимир Александрович рассказали лично.
«Я поздний ребенок — кенже, как у нас говорят»
Майя: Я на 100 процентов папина дочка. Папа — мой самый большой друг. У нас с детства добрые и теплые отношения, я всегда делилась с ним своими переживаниями, советовалась, ни одно важное решение в жизни не было принято без папиного участия. Так и по сей день. Хотя я уже давно живу отдельно, папа в курсе всего, что со мной происходит, для меня очень важно его мнение.
В нашей семье четверо детей. Я самый последний ребенок, «кенже», как говорят у нас. Когда я родилась, папе было без малого 50, а маме за 40. Любви от своих родителей я получила сполна. Они по-особенному ко мне относились, наверное, потому что к моменту моего появления на свет были уже зрелыми людьми. Мне кажется, когда становишься старше, испытываешь к детям другие чувства.
Я отчетливо помню многие картинки из своего детства. Помню, как папа приходил с работы, и мы шли с ним гулять. Возле нашего дома, на Панфилова — Кирова, было кафе «Акку», где плавали лебеди, а с другой стороны — кафе «Льдинка». И мы с папой несколько раз в неделю совершали такой вечерний моцион: шли в «Акку», заказывали там для всей семьи шашлык, хачапури с сыром, потом заходили в «Льдинку», папа покупал мне мороженое, какой-нибудь сок, и мы, довольные, за руку шли домой. Такая у нас была семейная традиция.
У нас вся семья спортивная. Родители очень любят горы, походы, в выходные мы никогда не сидели дома. Спортивным воспитанием у нас занималась мама, благодаря ей я с четырех лет катаюсь на горных лыжах.
В нашем семейном архиве осталось много замечательных фотографий, когда мы — мама, папа, я и мои сестры Саша и Дина — зимой мчимся на пакетах по обледенелой дороге, а наша собака бежит между нами, перепрыгивает, зарывается в снег, все хохочут. Это было здорово! И таких воспоминаний у меня очень много.
А потом началась учеба. В 5-ом классе родители перевели меня в казахскую школу. Я не знала по-казахски ни слова, и тут уже от папы потребовались все его терпение и опыт языковеда, переводчика и педагога, чтобы помогать мне.
«Учеба в казахской школе — это был очень непростой путь»
Владимир Александрович: Майя была вторым русским ребенком, который окончил эту школу за последние 40 лет. Я всегда считал так: где родился, там и пригодился. Поэтому я подумал, что Майя должна учиться на казахском языке, и она восприняла это хорошо.
Майя: У меня не было никакого негатива, мне было интересно. У нас с папой всегда были больше дружеские отношения, поэтому он меня не заставлял. Он не говорил: «Ты пойдешь, ты должна, я так сказал!». Он спросил: «Ты пойдешь? Я тебе помогу». И я знала, что у меня не будет сложностей, я чувствовала его поддержку.
Я прошла большой сложный путь. Говорят: чем сложнее ваш путь, тем меньше конкурентов. Видимо, это так.
Я выросла в городе, не в далеком казахском ауле. Если бы я с детства слышала казахскую речь, выросла в казахоязычной среде, наверное, было бы легче. А я начала учить язык уже в осознанном возрасте, возможно, даже поздновато.
Нам с папой пришлось много трудиться. Мы брали учебники на двух языках. Вот выдали мне в школе физику на казахском, мы с папой идем на базар и покупаем такой же учебник на русском языке (благо, они были зеркальные — если это предложение есть во втором абзаце 34-ой страницы в одном, то и в другом так же).
Я читала на казахском, если что-то не понимала, обращалась к русскому аналогу, потом возвращалась к казахскому. Вечером я учила урок, а утром вставала пораньше и повторяла его. Благодаря этой технологии, которую подсказал мне папа, я хорошо развила свою память. Даже сейчас при работе со сценарием мне достаточно три-четыре раза прочитать его, и я могу рассказывать наизусть.
Владимир Александрович: Когда-то я работал в казахской школе в отдаленном кочевом ауле. Школа, магазин, два здания интерната. Летом аул отъезжал в степь, а зимой возвращался обратно. Учителя в школе еще говорили по-русски, потому что практически все они прошли войну, а дети — абсолютно нет. Все педсоветы проходили на казахском языке. Я сидел и слушал. А так как речь шла об обычных вещах, которые нас окружали, я научился понимать. Понимал всех учителей, кроме математиков, они как-то слишком арабоизированно говорили, использовали много терминов. Так я и научился. После я работал в уйгурской школе и тоже понимал суть.
В 5-ом, 6-ом, 7-ом классах я еще помогал Майе, а потом она уже вошла во вкус, и моя помощь практически была не нужна. Более того, будучи ученицей 9-го класса, она уже помогала мне. В то время я работал переводчиком, переводил документы с английского на русский язык, а она переводила их с русского на казахский.
Майя: В тот период только-только начиналось делопроизводство на казахском языке, в обязательном порядке требовалось переводить документацию, уставы всех фирм. Объем работы большой, а штатных переводчиков тогда ни у кого еще не было. И мы с папой занимались этим, работали в тандеме. Папа в плане языков очень талантливый человек. Он переводил книги, написанные на 20 языках мира! Это очень тонкий момент: он не владеет 20 языками, но он делал переводы с 20 языков.
Владимир Александрович: Когда я работал в институте металлургии, я был там единственным переводчиком. И мне приходилось переводить с разных языков: основной — английский, но были и немецкий, и французский, чешский, польский, венгерский.
Вот переключаете вы каналы: уходите на другой, а про предыдущий забываете, так и с языками: переключаетесь — и все.
Я книги переводил. С польского перевел «Кухню для всех», со словацкого — книгу про пчеловодство. Когда я брался за этот перевод, у меня было огромное количество энциклопедий по пчеловодству, и американские, и российские. Я переводил осознанно. Когда я, например, в институте химии переводил с чешского книгу про полимеры, то новые слова в словаре смотрел уже одно на 10 страниц, я уже понимал о чем идет речь.
Майя: Папа много читает, много знает. По-моему, папа знает вообще все! Когда идет «Что? Где? Когда?» или какие-то другие интеллектуальные передачи, папа знает ответы на все вопросы. Когда возраст сказок на ночь уже прошел, я стала постарше и мне было все интересно, папа перед сном рассказывал мне из чего делают сахар, как получается стекло, из чего состоит железо… «Представляешь, Майя, люди берут песок, раскаляют до определенной температуры — и получается стекло!» Каждый день я узнавала что-то новое, это было потрясающе.
«Не надо делать из своих детей иностранцев»
Майя: Мне сложно говорить на тему казахского языка. Многие скажут: тебе хорошо, ты выучила, а сейчас сидишь и учишь нас жизни. Объективно для изучения языка нужна хорошая мотивация, нужно понимать, зачем ты это делаешь…
Владимир Александрович: …и упорство в достижении целей. Это у нее от мамы.
Майя: Конечно, в пятом классе я мало что понимала про мотивацию, но втянулась, мне было интересно. Я всегда была отличницей, и, наверное, мне хотелось окончить школу на одни пятерки. Да и просто хотелось справиться с поставленной задачей. Мне с детства привили это желание побеждать, это был экзамен для самой себя. То, что это какой-то мой плюс, я осознала намного позже. Выучить язык, чтобы быть популярным, — это сложно, это не может быть самоцелью.
Я понимаю, что родителям, не говорящим на казахском, сложно отдавать детей в казахские школы. Ведь потом придется делать с ними домашние задания. Даже у моего папы не хватало знаний и опыта, когда речь шла, например, о казахской литературе.
Он не справлялся, и мы были вынуждены обращаться к одному из его близких друзей, который сидел и писал с чужим ребенком сочинения. Поэтому громогласно кричать: «Отдавайте детей в казахские школы!» я не могу. Но если вы не собираетесь уезжать, любите Казахстан и связываете свое будущее с этой страной, то не надо делать из своих детей иностранцев.
Я точно так же переживаю и ночами не сплю из-за своего ребенка. Ему три года, он ходит в казахский детский сад, но сказать, что у него великие успехи в языке, я не могу. Может быть, он еще слишком маленький для восприятия. Я много работаю, и когда он начал разговаривать, большую часть времени с ним проводила свекровь, которая не говорит на казахском. Естественно, свои первые слова ребенок сказал на русском языке. Я дома разговариваю с сыном по-казахски. Он понимает, что я говорю, знает слова, но не могу сказать, что этот процесс идет у нас легко. Русскоязычная среда все-таки преобладает. Со временем будем больше внимания уделять языку и, скорее всего, отдадим его учиться в казахскую школу.
Сейчас многие родители переживают, что в русскоязычных школах ввели несколько предметов на казахском языке. Кто-то скажет «закручивают гайки», но я считаю, это правильно, если уж в вопросе изучения государственного языка мы делаем ставку на молодежь.
Изучать несколько предметов на казахском языке — это непросто, но давайте разбирать, где вы живете? В Казахстане? Вы хотите жить в этой стране? Значит, надо включаться. У нас и так языковая обстановка слишком вальяжная: на ТВ, на радио множество программ на русском языке. Так что, русский язык дети точно не забудут, а если выучат два языка, то это же замечательно. На самом деле в детстве все по плечу, это родители ставят своим детям рамки.
Владимир Александрович: В московских военно-технических институтах был такой опыт: при помощи компьютера сделали выборку, какие слова на английском языке по их специальности встречаются чаще всего. В итоге было выбрано 800 слов и 50 идиоматических выражений. Зная их, можно было свободно читать любую специализированную литературу на английском языке. Точно так же и здесь: нужно просто взять слова, по той же физике, географии, выучить их и понимать предмет будет легко. Всех пугает огромный словарный запас, три тома словаря, но знать все слова и не нужно. Выберите сразу все термины из учебника и выучите их. А как строить предложения ребята к такому возрасту уже знают.
Майя: Нужно подходить к обучению с умом. От знакомого слова к незнакомому и дальше по цепочке. А если у вас будет такой же учебник на русском языке, к которому всегда можно обратиться и прочитать непонятное, то это вообще даст отличное понимание не только предмета, но и о строения предложений, строения языка в целом.
«Папа и мама — мои самые первые критики»
Майя: После школы я окончила институт по специальности «казахская филология» и не подозревала, что буду работать на телевидении. Работала секретарем-делопроизводителем, занималась переводами, параллельно получила еще один диплом — финансиста. А потом меня пригласили на телевидение — и завертелось.
Сначала это был небольшой проект, съемки проходили раз в неделю по воскресеньям. Я пять дней с утра до вечера проводила на своей основной работе, в субботу училась, а в воскресенье ехала на съемки. Начинается понедельник, а я еще не чувствую, что неделя закончилась. У меня не было ни одного выходного, и так продолжалось целый год. Постепенно телевидение стало занимать все больше и больше времени. Мне просто давалась возможность, и я ее использовала.
Владимир Александрович: Мне нравится, что Майя пригодилась в своей стране. Что она не стала человеком, который живет непонятно где и делает непонятно что.
Майя: Папа и мама очень гордятся мной, они смотрят все мои программы. Папа понимает, мама не понимает, но, тем не менее, она улавливает все, что происходит в студии, она мой первый критик. «Что-то ты здесь не в настроении была» или «Что-то у тебя с прической не то» — мама все читает без слов.
Я поражаюсь, но было время, когда я ежедневно вела трехчасовые утренние эфиры и родители не пропускали ни единого выпуска! Смотрели, переживали за меня. Позвоню им, спрошу, как дела, а они мне в ответ: «Майя, сегодня было потрясающе! Сегодня прям жгла, молодец!».
