Сауле: Я просто уверена, что искусство — это не игрушки, не украшения, не понты. Это настоящее. И совсем не обязательно придумывать что-то новое. Я подписываюсь под каждым словом словенского культуролога Славоя Жижека, который пошел на мусорную свалку и показал, что весь мусор, который мы же и производим, — это часть нашей жизни. Это и есть наша жизнь. И даже если мы предпочитаем отгородиться от него и не замечать, это не означает, что он исчезает из нашей жизни.
Когда мы любим человека, мы любим его целиком и полностью вместе со всеми недостатками и слабыми сторонами. Мы полностью принимаем его, это и называется любовью. Вот и попробуйте полюбить себя и свою природу со всеми отходами, говорит он. Тогда исчезнет потребность в экологии, которая сегодня в своей категоричности и фанатизме все больше походит на религию. Тогда и настанет гармония.
И я вот просто думаю: красота, она в чем? К примеру, красота в женщине — это же не обязательно голливудская улыбка, грудь и попа? Для маленького ребенка, который еще не мыслит стереотипами, самая красивая женщина на свете — его мама.
Знаете, я недавно была на конференции TEDx и там нужно было выбрать бейдж с какой-нибудь формулировкой — «умный», «успешный» и так далее. Пока я ходила туда-сюда, моя дочь взяла для меня бейдж «красивая». Понимаете? Это вот так и бывает.
Красивое — это все вокруг. Все, что нужно, для того чтобы его увидеть, — поменять угол зрения. У нас сегодня столько визуальных впечатлений, особенно в интернете. Каждый день нам что-то втирают, куча людей навязывает мнение о том, что ценно, что красиво. Мы еще даже не подумали, а нам уже все объяснили, — что такое красота, любовь, счастье.
Тимур Бимашевич: Саулеша — она такая открытая, в ней — искренняя чистота. Она как белый лист, как лакмусовая бумага. Все, что я ни делаю — заказные работы, личные, в дизайне, в архитектуре, я всегда показываю ей. Нарисую что-то, тут же отсылаю ей по вотсапу, прошу посмотреть. Я делюсь с Саулешей всем, и мне очень важно услышать ее мнение. Точно так же я стараюсь воспринимать и ее. Я вижу все, что она делает, я чувствую и чую, откуда в ней эта энергия, и так мне нравится все это! В то же время мне страшно непонятна и удивительна энергия, которая в ней полыхает. А я уже как на этой картине — вот этот велосипед, а эта дорога — это Саулешина дорога в будущее (речь о картине Сауле Сулейменовой «Кыргызская пастораль»).
Сауле: Как красиво, пап! Я всегда обращаюсь к папе, мне очень важно, чтобы он поделился своим мнением. Недавно он уезжал, так я телефоны оборвала (смеется). А вообще даже мой муж может приревновать меня к отцу. Я его люблю безмерно. Он — волшебный человек. Я все детство была уверена, что мой папа — волшебник.
Он всегда рисовал. Папа — гениальный рисовальщик. И когда я была маленькая, я всегда сидела и смотрела за его рукой. Это было волшебство. А единственное, с чем управлялась хорошо я, это были ножницы.
Тимур Бимашевич: Саулеша наблюдала и была со мной в контакте. И не только со мной, но и с моей матушкой. Это была женщина, которая никогда не была спокойной, и вот та энергия, которая есть в Саулеше, — это бабушкины гены. У нее всегда были заняты руки, она творила. Она шила великолепные одеяла, и делала все это почти слепая (у нее было плохое зрение — около -18). Занималась она лоскутным шитьем, то, что у казахов называют ою өрнек, практически на ощупь. Мама обладала каким-то невероятным чутьем, знала тайну совершенства — равновесия фона и узора. Кстати, своим умением шить она спасала нас от голода — шила одеяла и продавала их.
А зрение мама потеряла, когда ей было около 30 лет. В тех поселениях, куда нас выгнали (за Алжиром), распространилась малярия. В те времена лечили ее хиной. Хины нам не досталось, выдали хинин. А от хинина люди слепнут.
Сауле: Теперь у всех Сулейменовых по женской линии есть проблемы со зрением. У папиных сестер, у меня, и у моей старшей дочери Суинбике.
Тимур Бимашевич: Так вот, садилась дочь рядом со мной за чертежный стол, а на нем — куча карандашей и фломастеров.
Сауле: Точно! Таких в Алматы было не найти. Вы знаете, у них была такая хорошая покрывающая способность. Как же я их любила!
Тимур Бимашевич: Я собирал всякие инструменты, и до сих пор у меня есть эта страшная страсть и жадность профессиональная (смеется).
Сауле: А какие папа дарил мне роскошные инструменты! Он всегда дарил то, о чем мечтаешь и думаешь, что это невозможно. На мое 16-летие подарил мне невероятный набор — в нем были пастель жирная, пастель сухая, набор акварельных красок, набор масляных, кисти для масла и для акварели, и бумага торшон, и картон. Мы до этого с подругой Алмушкой (казахстанская художница Алма Менлибаева, — прим. ред.) ходили по мастерским и выпрашивали у художников: дайте, что не жалко. А тут такой подарок! Это было невероятно.
В архитектурный я пошла следом за отцом. Он, кстати, не знал об этом, я тайком подала документы. Поступала уже довольно взрослой, мне было 20 лет. Мне друзья тогда говорили, если ты небезнадежная балбеска, выстоишь и доучишься до конца несмотря на то, что учеба там очень сложная.
Вообще, если посмотреть, архитектурное образование есть у многих прогрессивных людей. Вы знаете, что в группе Pink Floyd все — архитекторы? Квентин Тарантино, Макаревич, много режиссеров, музыкантов — по образованию архитекторы. Архитектурное образование учит мыслить пространственно.
А пошла я поступать тайком, потому что боялась, что папа ругаться будет. И еще, на самом деле я не умела рисовать (и до сих пор не умею, живопись — это про то, что я думаю картинки, а не рисую). А на вступительных нужно было рисовать гипсовую голову. Мы украли с Алмушкой гипсовую голову из Жургеновки (кажется, это был Сократ), притащили ее домой и тренировались на ней. Алма меня учила рисовать.
А потом, когда я пришла сдавать экзамены, преподаватели — папины друзья, помогали мне как могли. Потому что у меня не было академического образования, меня выгнали из художественной школы со скандалом. Так вот, я сижу, рисую, а Алим Равильевич Сабитов проходит и говорит: «Здесь и здесь сделай потемней». Следом Войцеховский: «Вот здесь линию проведи».
Тимур Бимашевич: А темой для своей дипломной ты взяла темы моей основной работы.
Сауле: Мой отец 15 лет занимался Туркестаном, благоустройством территории вокруг мавзолея Ходжа Ахмета Яссауи. А тема моей дипломной работы — этномемориальный парк рядом с мавзолеем.
Тимур Бимашевич: Самым тяжелым было то, что она защищается, а я — председатель комиссии.
Сауле: Это был ужас. Мои одногруппники, когда узнали, что папа будет председателем комиссии, объявили мне бойкот. И в такой глухой психологической тишине я готовила свой проект. Все говорили, что это блат, а мне было так мерзко, потому что это была неправда.
Когда я вышла защищаться, папа просто встал и вышел. А потом я получила гран-при на Екатеринбургском конкурсе дипломных проектов. Я была так рада! Несмотря на все что обо мне говорили, я выиграла в конкурсе, в жюри которого был крутой японский архитектор Кунио Маекава.
В Алматы столько мест, которые ассоциируются у меня с детством. Когда я была маленькой, мне нравилось ходить вместе с папой и его друзьями-архитекторами в столовую Союза писателей «Каламгер». Это было целое шествие.
Вы знаете, что все архитекторы — невероятно красивые? Художники внешне не очень. А архитекторы — красивые и еще стильные. Вот идем мы, папа с друзьями одеты с иголочки (ни у кого в советское время не было джинсов, а у них были) — красота!
А еще мое детство — это конечная остановка трамвая No 4, которая была около парка Горького. Мы там часто проходили вдоль Алматинки, направляясь в гости к папиным друзьям, коллегам и знакомым. Это был частный сектор и жили здесь в основном старожилы Алматы, и каждый такой поход был маленьким путешествием.
Тимур Бимашевич: Мои друзья и коллеги — Ратушный, Мухоботов, Володя Каноненко, Юрий Функаринео, Игорь Карагодин, Миша Рапопорт, Иткинд, Зальцман…
Сауле: Макум Кисаметдинов, Салехетдин Айтбаев — это вообще для меня счастье, что он был. Первую свою живописную работу я сделала в мастерской у Айтбаева в 16 лет. Я его нарисовала.
А еще у папы была квартира на Фурманова-Калинина. Красивая! Он ее сочинил из двухкомнатной, сделав трехкомнатную. Это пространство, которое на самом деле было маленькое, клетушечное, превратил в нечто невероятное!
Тимур Бимашевич: Мне еще тогда помогли друзья, которые приходили долбить вместе со мной стены. У нас была большая кухня и печь (тогда центрального отопления не было). Печку я разобрал, объединил кухню с одной из спален и вышло очень большое пространство.
Этот дом был одним из домов «лауреатников» (в них жили лауреаты). Получить там квартиру мне помог Олжас Сулейменов, он был активным и всего добивался. А я тогда был неудобен для власти и квартиру мне не давали. Когда замаячили квартиры для Союза писателей (Кунаев Олжасу очень помогал, коммунисты всегда пестовали писателей), Сулейменов придумал, чтобы я стал сотрудником Союза писателей. Так с легкой руки моего друга я стал художником аппарата художников Союза писателей (смеется). Я делал им настенные газеты, разрабатывал фасады, эмблемы. Кстати, я тогда сделал им барельеф с портретом Олжаса. Он тогда испугался и попросил немного завуалировать все, но его характерные движения я оставил (улыбается). Надо сходить посмотреть, кстати.
Сауле: Когда я окончила институт в 96-м году, попыталась поработать как архитектор. Не очень удачно вышло. И тогда я решила только рисовать, заниматься живописью.
Родителям было трудно понять, чем я занимаюсь. Это же страшно, что это такое — художник? Без зарплаты, без стабильного дохода.
Но я, папа, помню, как на одной из моих первых выставок «Любовь и сила» в галерее «Улар» вы сказали: работай, если что, поддержим. Кстати, когда мы познакомились с Куанышем, моим будущим мужем, поняли, что оба были в одинаковой ситуации, сами того не подозревая. Только он в Актюбинске, а я здесь, в Алматы. Он точно так же решил не заниматься больше никакими делами, сосредоточившись на работе художника.
Тимур Бимашевич: У них есть талант. В ребенке распознать талант легко. Точнее, не распознать невозможно. Совсем другое — сделать так, чтобы он не потух. Очень многое дает среда, которая окружает ребенка. Удивительно же, что рядом с тобой, Сауле, твоя дочь Суинбике начала творить, искать.
Главное — это любовь. Другого быть ничего не может. Мне нравится, что Мединка (младшая дочь Сауле Сулейменовой и Куаныша Базаргалиева, — прим. ред.) придумала: вместе с Суинбике любой диалог они заканчивают словами «Аташка, я тебя люблю!» или «Папа, я тебя люблю!». Здорово же?
