Мне кажется, что в России есть тайный негласный запрет на сильные эмоции. Примерно как на сидение на полу. Конечно, можно придумать миллион причин, почему в Европе или Америке всем можно сидеть на полу, а у нас нельзя. Рационализировать это табу. Но в общем, будем честны, это относится скорее к разряду магического запрета.
То же и с эмоциями. Нельзя слишком радоваться чему-то хорошему — рождению ребенка, свадьбе, влюбленности, повышению зарплаты, покупке квартиры. Во-первых, сглазишь. Во-вторых, позавидуют. В-третьих, не выделяйся. В-четвертых, счастье в России никогда не было долгим, стабильным и принадлежащим тебе полностью. Всегда мог кто-нибудь прийти отнять.
Поэтому все наши радости — они с некоторой оглядкой. И вообще восторженных дурачков любого пола у нас не любят. Ибо в родовой памяти глубоко сидит знание о том, как больно и внезапно избавляют от розовых очков тех, кто... Впрочем, об этом написаны тысячи статей.
«У большинства из нас нет опыта активного сочувствия, сопереживания»
Я хотела о другом. О культуре грусти, о переживании горя — которое когда-то вполне было в русской традиции, но за последние сто лет тоже ушло, исчезло. Грустных никто не любит, печаль портит людям картину мира — обычно тебе советуют немедленно взять себя в руки, подумать о хорошем или о том, что вот некоторые люди в этот момент от рака умирают. А ты тут грустишь.
Я сама знаю это состояние: беспомощность. Когда рядом кто-то грустный, когда у человека случилось что-то серьезное, чему ты никак не можешь помочь... Ты просто теряешься: ему плохо, а ты ничего не можешь с этим сделать! Это даже вызывает агрессию, злость на этого грустного человека.
Чего это он? Заставляет меня чувствовать себя настолько беспомощным. Заставляет переживать за него и его грусть! Хочется немедленно дать тысячу советов, научить жить, исправить, развеселить, встряхнуть. И если быть честной — больше не для того, чтобы ему стало лучше. А чтобы мне стало лучше рядом с ним. Веселее, спокойнее.
Мне кажется, что все это идет от того, что у большинства из нас нет опыта активного сочувствия, сопереживания. Например, когда я падала и ударялась коленкой, мой дедушка, который любил меня больше жизни, говорил: «Под ноги надо было смотреть!» Или: «Вот, что я тебе говорил!!!» Или: «Это совсем крошечная царапина, совсем небольно, что ты плачешь, как маленькая?!»
Подозреваю, что большинству читателей говорили нечто подобное. Откуда бы теперь нам взять умения проявлять эмпатию, не обесценивать чужие чувства, признавать наличие боли и горя в этой жизни — и того, что не каждое из них можно исправить или забыть.
«Мы ограждаемся от чужой грусти и даем советы, пинки или стараемся подбодрить»
Я даже завела в фейсбуке специальную группу, где люди могли бы поддерживать друг друга — экологично, нежно и неуничижительно. Однажды мне пришлось забанить участницу за многочисленные нарушения правил группы.
Она мне обиженно написала в личку: «Почему вы меня забанили? Это же группа для поддержки, и я изо всех сил поддерживала девочек! Давала советы, говорила, что никакое у них не горе, по сравнению с настоящим горем, заставляла их встряхнуться и раздавала волшебные пинки, чтобы у них появились силы действовать!» Эта женщина не шутила — она действительно перечислила все то, что считается поддержкой в нашей стране. Она искренне хотела добра и помочь.
Вопрос в том, что все это — как в мультике «Головоломка», помните? — это действие извне. Мы ограждаемся от чужой ситуации и чужой грусти и даем советы, пинки или ищем положительное: «У тебя умер муж, а зато остался прекрасный сын!» — в то время, когда искреннее сочувствие предполагает, что мы погружаемся вместе с этим человеком в океан его грусти. А не сидим на бортике бассейна сухим и бодрым тренером.
«Позитивное мышление — это прекрасно. Но человеческое сознание устроено слишком сложно для него»
Мы признаем его печаль и разделяем ее. Мы признаем, что человеку нужно время, чтобы пережить то, что он чувствует. И не важно, насколько серьезен повод — пусть это смерть близкого, увольнение или неудачная стрижка. Это тяжело, противно и часто не хочется. Любому легче отшутиться или дать совет. Вопрос в том, что мы и так слишком много горя, обид и обидок носим в себе. Непереработанными, загнанными глубоко внутрь, невыплаканными.
Позитивное мышление — это, конечно, прекрасно. Вопрос в том, что человеческое сознание устроено слишком сложно для него.
Невозможно отрубить целую гамму сложных человеческих чувств, вроде горя, печали, хандры, грусти, зависти, тревоги — и оставить только положительные. Но вполне можно в принципе отбить у человека умение чувствовать. Тогда и хорошее, и плохое будет доходить до него, словно через толстую вату, почти не задевая.
Такое происходит со многими травматиками, которым, например, не разрешали плакать и жаловаться в детстве. Во взрослом возрасте им становится так же сложно и радоваться, и чувствовать счастье, как тогда, когда их лишили возможности переживать горе — пусть и совсем детское, не важное, с точки зрения взрослых.
Мне сейчас трудно, но я учусь — просто быть рядом с друзьями и близкими, когда им плохо. Говорить «я рядом, я понимаю, я очень хочу помочь, ты можешь позвать меня, когда тебе грустно и хочется поговорить».
Я приду, буду обнимать, гладить по спине, приносить чай и печенье, грустить вместе или веселить тебя — как ты захочешь. И тогда когда-нибудь обязательно все станет хорошо. А пока я просто буду рядом.
