«А знаете, один мой приятель...» или даже лучше «одна моя знакомая...» — так обычно начинаются колонки, посвященные отношениям между мужчинами и женщинами. Подразумевается, что без придуманной автором «истории о приятельнице» скудоумный читатель не в состоянии понять, о чем идет речь. Думаю, что это — лукавство. В состоянии, конечно.
Что-то есть в нас во всех, что заставляет говорить о важном. И никакого особенного повода не нужно: почти половина всех любовных историй — об одном и том же ведь, кого мы тут обманываем? Встретились, а потом — вдруг, внезапно — разошлись, все страдают. Вроде что-то должно держать. Дети, родители, ипотека, прошлое, но нет — ничто особенно не срабатывает. Быт, обставленный сотней сигнальных флажков, рушится быстро и уже навсегда.
Общество (особенно страдают этим журналы для мужчин и женщин) учит человека, что мир — это схема, сумма правил. Ходи на работу — станешь большим начальником (это не всегда так, а очень часто вовсе не так), воспитывай детей — они будут тебе благодарны (ох, как это редко случается!), вари борщ — муж не уйдет (ну-ну), забей мамонта — жена не изменит (где бы взять этого мамонта?). Если бы, если бы...
Мир случаен, в нем может быть все.
Борьба с этим принципом ведется вполне традиционно, язычески: нужно принести дары, исполнить ритуал, и хлеба уродятся. Необязательно купаться каждое утро в крови девственниц, но уж ленточку на идола повязать — как без этого? Вдруг он обидится? Повязал — расслабился, живи спокойно. Не случилось? Плохо повязал, синюю нужно было, а не красную, и не в полдень, а в полночь, да еще и с приплясыванием. Тогда точно сработает. Хочется надеяться.
Святая, почти детская вера в то, что реальность удастся заговорить механическим (и взятым не пойми откуда) действом, прямо касается и того, что называется «отношениями».
Мужчины и женщины здесь традиционно находятся не слишком в равных условиях, но болит-то у всех более или менее одинаково.
Мужчина, выкатив глаза, смотрит на благоверную, для которой он и то делал, и это делал, когда та решит изменить ему с каким-нибудь снулым дядькой. Женщина, убившая жизнь на борщ, ищет в Сети ответ на вопрос: «Почему же он ушел?» — и думает, что стоит пойти куда-нибудь «поразвиваться», повязать себе платок на голову, «открыть женственность» или, наоборот, заделаться «ироничной стервой» или просто «ироничной» (как же вымученно каждый раз это смотрится, вы бы знали), и... все наладится. Мужчины попроще, они все равно ходят по все тем же граблям, уверенные в том, что «денег в дом тащу, что тебе еще?»
А всегда нужно «что-то еще», и еще «что-то еще», и ты как-то все время теряешься: а как правильно-то?
В этой конструкции взаимного следования форматам самое логичное — смириться, ходить, как «на службу». Так, герой романа Ивана Гончарова Илья Обломов хорошо чувствует, что хочешь не хочешь, а будешь надевать не халат, но сюртук и подыматься на заре — хлопоты, дела, все, как в каком-нибудь министерстве: бумаги подпиши, да поинтригуй, да еще не пойми, что выйдет. Утром — министерство, вечером — Ольга Ильинская, вот заживем-то.
Так было почти всегда, счастливый брак — технически очень позднее изобретение, оно связано с эмансипацией женщин, которых перестали, как товар, сбывать с рук в другую семью по принципу «стерпится — слюбится». Часто просто терпелось, иногда — лет через десять — выходило, что и впрямь слюбилось. Счастливые истории прабабушек — почти всегда о том, что дотерпели до любви. Долетели на одном крыле. Доползли и не замерзли. Счастье, что сказать.
В 2016 году терпеть не очень хочется. А счастья все равно нужно, хоть ты умри. Причем с гарантией. То есть не просто какое-то там жалкое «счастье-здесь-и-сейчас», а на века, как у выдуманных прабабушек. Мужчины жаждут, впрочем, почти того же: чтобы «оно случилось» и потом их не трогали, смотрели им в рот и радовали. И каждый ищет ключ, который позволит мечтам реализоваться.
Ключа нет. Особенно в том, что называется «личной жизнью» (хотя логичнее было бы считать «личной жизнью» жизнь личности — то есть внутреннюю логику твоего развития): человек все просчитал, продумал, подстраховал, а оно не работает. Борщ вкусный, занавески красивые, даже секс есть — а он ушел. Или, наоборот, ты весь такой непьющий, положительный, животных любишь и даже с «чувством юмора» (я не знаю, что это такое, какой-то фантом из женских журналов), а она сбежала. Вложился, как будто в «МММ», сидишь теперь гол и бос.
Действует система без сбоев. Бывало, ты несколько лет старался-старался-старался (и еще раз старался-старался-старался), а единственное, что заслужил по итогам, — высокомерные, полупрезрительные беседы в духе «я ничего тебе не должна». Это правда. Ничего. Трудно признать, но нужно. Человек наделен свободной волей, и волей ко злу — в том числе. И волей не замечать, и волей вести себя дурно. И волей не любить твой борщ, твой быт, твой секс, твою задерганность и твое всегдашнее недовольство всем подряд.
Гарантий нет. Никаких. Никогда. Ни у кого. Смириться с этим невероятно трудно, тут требуется большое усилие ума и сердца.
«И как жить-то?» — воскликнет скептик, и в том, что никакого ответа на этот вопрос нет, и скрыта главная правда. Никто не знает, «как жить», нет никаких работающих правил, железобетонной гарантии счастья. Тренинги не помогут. Расставлять дома цветы по фэн-шуй бессмысленно. Учиться носить платья, чтобы чувствовать «энергию земли», можно, если заняться больше нечем, но всерьез рассчитывать на победу я бы не советовал.
Жизнь такова, что нужно ошибиться, и не один раз, чтобы почувствовать, что мир гораздо умнее нас, и не нужно заговаривать его, принуждать к счастью. Чудо возможно, счастье будет. Какое и когда — никому не ведомо. Стоит, пожалуй, перестать уже дергаться каждые пять минут, спрашивая: «Мама, а когда мы приедем?» Когда нужно, тогда и приедем.