У тревожности много обличий и форм, поэтому под эту категорию попадают люди как с очень тяжелыми формами расстройств, так и те, чью жизнь внешне сложно отличить от жизни любого другого человека. Мадине 26 лет, большую часть из которых она живет с тревожным расстройством, ведя при этом полноценную жизнь. Девушка рассказывает, каково это, когда твоя собственная психика настроена против тебя.
Обычное беспокойство
Я росла в обычной семье вместе с братом и двумя сестрами. Родители старались дать нам хорошее воспитание, как могли поддерживали. Но у нас в семье как-то не принято было делиться друг с другом чувствами или открыто их демонстрировать. Если меня что-то беспокоило, я просто записывала это в дневник или запиралась в ванной, чтобы поплакать.
Я теперь понимаю, что была тревожным ребенком, потому что чересчур часто беспокоилась и плакала. Я постоянно думала о том, что будет, если кто-то из родных заболеет или умрет. Иногда что-то ненадолго отвлекало, но потом эти мысли возвращались снова.
Почему-то главным объектом для моей тревоги была старшая сестра. Помню период, когда она стала уходить гулять с друзьями и возвращалась домой очень поздно. Сестре было 18, а я тогда только пошла в шестой класс. Ее тусовки каждый раз были для меня настоящей каторгой, потому что, пока ее не было, я не могла ни спать, ни думать, только пялиться в окно и переживать, что с ней случится что-то плохое.
Я представляла, как у родителей будет истерика, а дом наполнится паникой и страхом, если произойдет трагедия. Все это рисовалось в моей голове красочно, в мельчайших деталях и жутко меня пугало. Но я не могла контролировать этот процесс. В моей голове как будто включался телевизор, от которого нет пульта, и его невозможно выключить.
Были ночи, когда становилось совсем плохо, и я теряла связь с реальностью. Я переставала видеть комнату и вещи вокруг себя и словно попадала в мрачный темный лес, кишащий чудовищами. Чтобы хоть как-то очнуться от этого кошмара, я наносила себе поверхностные порезы швейной иглой или лезвием. Эта боль хоть как-то помогала не сойти с ума от страха.
Тревожный мозг
Долгое время я объясняла свое поведение плохим предчувствием. Якобы я чувствую, что сестра в опасности, но мои молитвы каждый раз ее спасают. Вскоре я стала догадываться, что у меня явно какие-то проблемы. Умом я понимала, что это не нормально: даже строгие родители не переживали за нее настолько сильно, а ведь я всего лишь ребенок и не должна переживать за старшую сестру. Но эти доводы никак не помогали.
Уже гораздо позднее я узнала, что мозг тревожного человека устроен не так, как у остальных. Там, где обычные люди не видят ничего особенного (ну подумаешь, совершеннолетний человек пошел на тусовку с друзьями), тревожный человек видит целую катастрофу. И поскольку эта тревога нерациональна, то и избавиться от нее, призывая к разуму, невозможно.
Передышка
Когда я окончила школу и уехала учиться в другой город, тревожность стала утихать. Рядом со мной не было близких, а значит, и поводов тревожиться было гораздо меньше. Оказалось, на расстоянии чувства притупляются. Потом началась студенческая жизнь, появились новые друзья, свидания, и все это как-то отвлекало от тревожных мыслей.
Я все еще постоянно беспокоилась о разных вещах, например, о здоровье мамы, но, честно говоря, уже как-то свыклась с тревогой, она стала частью меня, просто шла фоном, как бесконечный саундтрек.
Иногда накрывало очень сильно, тогда я пропускала пары и просто целый день лежала в кровати. Но обычно это не длилось больше одного-двух дней.
Можно сказать, что студенческие годы были для меня передышкой, я не помню ни одного затянувшегося или острого эпизода. Эта передышка длилась до тех пор, пока я не окончила институт и не вышла замуж.
Замужество
Первый сильный приступ тревоги случился когда я ехала в поезде одна, стояла в очереди в туалет, просто думала о каких-то планах и постепенно стала чувствовать, что к горлу подступает страх. Я оцепенела, как будто увидела призрак. Кровь стала медленно отливать от головы, лоб покрылся испариной, и я поняла, что если сейчас не лягу, то потеряю сознание. Усилием воли я добралась до своей кровати, рухнула и пролежала там весь оставшийся путь, пытаясь отвлечься и постоянно повторяя про себя «все хорошо, это просто тревога».
После того случая в поезде тревожность вернулась с новой силой. Этого следовало ожидать. Тревожному человеку достаточно любой мелочи, чтобы потерять над собой контроль. А осознание того, что теперь у меня в любой момент и в любом месте может случиться приступ, превратило меня практически в параноика. Я стала бояться уезжать далеко от дома или ходить на мероприятия, где много людей. Даже походы в кино с мужем, которые я раньше обожала, теперь вызывали у меня панику.
Мужу я ничего не говорила, старалась каждый раз придумывать отговорки, почему я никуда не хожу. Мы отдалились друг от друга, отношения стали портиться. И я стала тревожиться из-за этого, особенно меня пугало то, что он может меня бросить. Я понимала, что могу этого не пережить.
Бывали неплохие дни, когда я на время забывала о тревогах. Но потом все возвращалось, и я снова погружалась в мрачный поток своих мыслей. В какой-то момент я поняла, что больше не могу переживать это в одиночку, и решила пойти к психологу.
Я — это не моя тревожность
Пришлось сменить нескольких специалистов, прежде чем я нашла того, кому смогла довериться и все рассказать. Первые сеансы у психолога проходили тяжело, с непрекращающимися рыданиями. Оказалось, мне было необходимо, чтобы меня выслушали. Без упреков, нравоучений, попыток успокоить. Просто выслушали.
После встречи с психологом я решила рассказать все мужу. Конечно, он и раньше догадывался, что со мной что-то не так, но объяснял это то моим сложным характером, то ПМС... Когда я рассказала ему все, начиная с детства, мы долго молчали. А потом он сделал самую правильную вещь — просто обнял, и я проплакала на его плече целый час. Оказалось, что говорить о своих чувствах не так страшно, если близкий человек реагирует правильно.
Потом началась терапия, которая длится с перерывами уже больше двух лет. Мое состояние нормализовалось, по-прежнему бывают приступы, но теперь я знаю, как действовать, и главное — у меня есть поддержка.
Я боюсь идти к психотерапевту — не хочу официально признавать себя нездоровой. Не хочу зависеть от лекарств, которые мне пропишут, если диагноз подтвердится. Я выбрала другую стратегию сосуществования с тревожностью и буду придерживаться ее до тех пор, пока она помогает.