я очень люблю своих родителей, но в юности довольно много с ними конфликтовал, в 18 лет с некоторым облегчением для всех уехал из дома, а до этого всех друзей предупреждал, что мои родители — это люди со сложным характером, но обижаться на них не надо, они не со зла.
при этом формально у меня были классные и очень спокойные родители, которые философски относились к тому, что я с какой-то вечеринки в три утра пьяный домой пришел, и могли, например, на два дня уехать из дома, чтобы сын нормально отметил день рождения.
и, кажется, даже к сломанному на дне рождения дивану они отнеслись философски.
мечта подростка.
короче, никто из моих друзей не понимал, все всегда были приятно удивлены. ну и я за двадцать лет подзабыл.
но тут я приехал их проведать.
я, разумеется, невероятно голоден, но сам этого не понимаю, меня надо накормить. папа предлагает сделать салат. помидоров дома нет.
я говорю, ну ок, давайте я схожу и куплю помидоры.
— ты такие, как надо, не купишь, — говорит папа.
мы минут пятнадцать обсуждаем, как выбирать помидоры. в сухом остатке выясняется, что это настоящее искусство, которое заключается в том, что во вторник в семь утра нужно пройти четыре километра на восток до продавщицы ирины и сказать какие-то заветные слова. тогда шанс есть.
есть и более сложные способы, но меня им научить невозможно.
и сегодня не вторник.
короче, я иду и покупаю нормальные на вид помидоры на углу. конечно, о салате и речи нет, никто его с такими помидорами делать не будет. кажется, что папа старается даже не заходить на кухню лишний раз, чтобы не видеть эту жалкую подделку. не удивлюсь, если тарелка, на которой они лежат, пройдет суровую дезинфекцию или вообще окажется на свалке.
мы продолжаем спокойно общаться, я ем помидоры поштучно, казалось бы, кризис преодолен.
на следующий день я обнаруживаю на столе новые помидоры. вчерашние помидоры, которые я купил, радостно лежат в мусорном ведре.
— а, — говорит папа. — ну какой в них смысл. я же нормальные утром купил. ты, кстати, не собираешься побриться?
и тут я вспомнил.
при этом родители никогда не давили на меня в тех вопросах, которые обычно интересуют родителей. им было все равно, где и как я учусь, с кем встречаюсь, на ком женюсь. ну, то есть «все равно» — это неправильное слово, но они справедливо полагали, что это мое дело.
но есть принципиальные вещи. например, помидоры.
это даже нельзя называть психологическим насилием, потому что насилие все-таки предполагает какой-то интерес к жертве или хотя бы признание ее существования. в этом вообще нет ничего личного. просто если мир вокруг устроен не идеально, почему бы его не поправить — и горе тем, кто оказался у них на пути.
в юности меня это раздражало, сейчас я слежу за происходящим с плохо скрываемым восхищением.
не знаю, на сколько меня хватит.
когда я сегодня открыл глаза, рядом с подушкой лежала одноразовая бритва.
