Любовь к России
Кудрявого, бородатого и чрезмерно улыбчивого парня зовут Уильям. Он приехал из Бельгии в Россию месяц назад. Причин у этого путешествия несколько: первая — любовь к русской культуре (особенно к языку), вторая — симпатия к русским девушкам.
— Обожаю красавиц славянской внешности! — сказал с сильным акцентом, но по-русски Уильям, как только увидел меня. Он сжимал мою руку несколько минут. Долгое рукопожатие напрягало, поэтому я бесцеремонно убрала руку, спрятала ее в карман своих джинсов.
— Ну что, идем? — сказала я своему бельгийскому приятелю.
С Уильямом я познакомилась в «Тиндере» за день до этого. Парень не стал тратить время на долгие переписки и сразу же назначил свидание. Он позвал меня в грузинский ресторан, добавив, что обожает хачапури и хинкали, особенно в сочетании с «Киндзмараули».
Мы договорились встретиться у ресторана. Однако я не смогла найти место. Тогда Уильям скинул мне геолокацию, подробно описал, как выглядит ресторан и как нужно до него добираться от метро. Оказалось, что в центре Москвы Уильям разбирается лучше, чем я.
Мы встретились и медленно пошли до заведения, где, по мнению Уильяма, была лучшая в Москве грузинская кухня.
Всю дорогу парень не прекращал говорить. Он рассказывал о своем путешествии по России. Оказалось, что в нашей стране он был второй раз. Первый визит случился пять лет назад. Тогда Уильям путешествовал по России вместе со своими приятелями по университету. Он был только в Москве и всего лишь две недели. Но за этот короткий период времени влюбился в нашу страну и захотел вновь в нее вернуться.
На второй визит планы на Россию у Уильяма были грандиознее: он мечтал за месяц, находясь здесь, выучить русский язык, посещая курсы при Университете им. Пушкина.
В общем-то ему это удалось. Парень, хоть и говорил с заметным акцентом, понимал мою быструю речь, поддерживал беседу и рассказывал о себе по-русски, лишь иногда добавляя в предложения английские слова.
Так из частично русской, частично английской речи я узнала, что Уильям у себя в Бельгии работал учителем истории в школе, параллельно учился в аспирантуре и писал научную работу о Древнем Риме, а в свободное от проверки домашних заданий время играл на саксофоне и выступал в местном джаз-клубе.
Ужин за секс?
За интересными разговорами мы дошли до грузинского ресторана. Официантка посадила нас в центр зала и принесла меню. Я долго всматривалась в меню, выбирала самое дешевое, но при этом сытное блюдо (никогда нельзя быть уверенной в том, что за ужин заплатит кавалер). Таким оказалась ачма с сыром сулугуни за 290 рублей. Уильям заказал тарелку баранины, а также хачапури.
— Ты не против вина? — спросил парень и ткнул пальцем в самую дорогую бутылку за 2000 рублей. Я кивнула, надеясь, что за ужин все-таки платит он. Весь вечер я размышляла, как придется расплачиваться за ужин: деньгами, проявив в себе феминистскую позицию (лишних денег не было, скоро у меня отпуск), или сексом, поддавшись древним патриархальным традициям.
Уильяма явно не беспокоили такие вопросы. Он все жевал и жевал, подливал себе вина, снова жевал, периодически из его набитого рта вылетали реплики о его работе в школе.
— Знаешь, моя мечта — преподавать в университете. Но для этого надо окончить аспирантуру, — делился со мной парень, — Я люблю своих учеников, но работа в университете — это большой шаг вперед.
Я сопереживала Уильяму. Рассказывала о своих учителях истории в школе, намеренно пыталась казаться милой, чтобы не пришлось расплачиваться за ужин (никаким образом).
Наконец, нам принесли счет. Уильям заплатил (облегчение) и предложил прогуляться по вечерней Москве.
Мы пошли пешком от Третьяковской до Музеона. На половине пути Уильям предложил мне присесть на скамейку.
Мы сидели неподвижно, любуясь летней ночной Москвой. Затем Уильям потянулся ко мне и поцеловал. Точнее, чуть не откусил половину моего лица. Его руки тянулись и к другим частям тела: скользили по груди, ноге, попе. Эту тактильную экскурсию по моему телу пришлось остановить.
Я посмотрела на Уильяма и сказала, что мне нужно идти домой.
Парень проводил меня до метро, выдавил сухое «пока» и даже не помахал рукой на прощание. А я шагнула в метро, потирая подбородок, на котором осталось раздражение от бороды Уильяма, и радуясь своей независимости.
Немецкий монархист
После встречи с Уильямом я вновь возвратилась к «Тиндеру», но на этот раз пообещала себе больше не ходить на свидания с иностранцами.
Следующим был блондин Виктор. Он предложил прогуляться в мой обеденный перерыв и сделать мне несколько фотографий. Виктор увлекался съемкой, поэтому был не против совместить на свидании приятное с полезным: и с девушкой пообщаться, и сделать снимки для портфолио.
Мы встретились возле моей работы, и я сразу поняла, что с парнем что-то не так: его манера общения казалась странной. Он тянул гласные, долго подбирал слова, будто русский — не его родной язык.
Я поинтересовалась, как давно он живет в Москве. Он рассказывал, что переехал полгода назад, до этого пять лет учился в СПБГУ на журфаке, а еще раньше жил в Германии.
— То есть ты не совсем русский? — спрашивала я Виктора и сопоставляла его странную манеру разговора с его биографией.
— Нет, я родился в Германии, у меня немецкая семья, просто одна из прабабушек когда-то жила в дореволюционной России. Отсюда такой интерес к вашей стране, — объяснил Виктор.
Парень рассказывал, что еще в начале своего переезда в Россию, совсем не знал русского языка, но улучшил его, обучаясь в университете. Хоть он и окончил журфак, свою жизнь с профессией журналиста Виктор связывать не планировал. Он мечтал снимать кино. Причем кино исключительно о русской истории.
— Так мало русских фильмов о тех же Романовых, — жаловался Виктор.
Виктор — монархист, поэтому его интересовала исключительно царская Россия. Все, что произошло после 1917 года, он просто не признавал.
За разговорами о нелегкой судьбе России незаметно прошел час. Виктор сделал мне несколько фотографий, проводил до офиса и пообещал написать.
Снимки с этой фотосессии я жду до сих пор.
Кто здесь врач?
Еще одно свидание через приложение мне назначил стоматолог Александр. Мы договорились встретиться на Маяковской, погулять по Патриаршим прудам и, возможно, выпить по стаканчику сидра.
Наша встреча не задалась с самого начала. Саша опоздал на пятнадцать минут. Затем напал на меня с разговорами о своей работе.
— Прости, пришлось доделывать пломбу за другим врачом, — сказал мне Александр, широко улыбаясь. Эта улыбка, кстати, оставалась на его лице весь вечер и казалась мне немного сумасшедшей, как у клоуна в цирке.
Саша не прекращал говорить о работе, и я, поняв, что у него был действительно тяжелый день, решила поддержать беседу.
— Знаешь, стоматолог — действительно классная профессия! У меня подруга врач-ортодонт. Пациентов очень много. Не представляю, как она справляется с такой нагрузкой! — делилась я.
— Ортодонт, значит? — ухмыляясь, сказал Саша. — Ортодонт – это не врач. Это скорее косметолог. А вообще, ортодонты только калечат людей.
Дальше Саша делился своим мнением, почему ортодонтов, в его представлении, нельзя считать врачами. Парень рассказывал мне, как ежедневно ему приходится исправлять ошибки этих специалистов (какие конкретно, он не уточнил), и что он никогда бы в жизни не посоветовал человеку ставить брекеты.
Кот, который всех спас
Тем временем мы дошли до Патриарших прудов. Но свой монолог об ортодонтах парень не планировал заканчивать.
Я не знала, как все это остановить, и мысленно прорабатывала варианты побега, но тут вдруг к нам подошли двое парней.
— Хотите послушать стихи? — предложили они.
— Хочу! — выкрикнула я, и мой возглас заглушил речь Саши.
Пять минут поэзии пролетели как одна. Парни закончили читать и двинулись дальше. Я снова осталась наедине с занудным Александром. Благо ему уже надоело обсуждать ортодонтию, и он предложил поговорить о чем-нибудь другом.
Я начала расспрашивать Сашу о любимых фильмах, книгах и увлечениях. Оказалось, что парень совсем не читал, совсем не смотрел кино (он никогда не запоминал сюжетную линию), а его любимым увлечением был сон после смены в больнице.
Мое настроение от разговора со скучным человеком испортилось. Мужчина же, напротив, был бодр и весел и постоянно спрашивал меня, отчего я не улыбаюсь.
— Все время улыбаются либо дети, либо дурачки, — раздраженно сказала я.
— Ну да, мой папа и говорит, что я дурачок, — посмеялся он в ответ.
Новую тему для беседы подкинули ребята из организации «Гринпис», которые подбежали к нам, чтобы задать несколько вопросов.
Я вежливо отказалась, и «гринписовцы» пошли дальше. Саша же начал ворчать:
— Не понимаю я эту организацию. Чем она занимается? — возмущался парень.
— Ну как чем, защитой окружающей среды, — сказала я.
— Нет, это абсолютно бесполезная организация. Вот если подойти к этим ребятам, проводящим опросы, уверен, они не назовут ни одного конкретного дела от «Гринпис».
Спорить с Сашей было бесполезно. Я глубоко дышала, пыталась задавить в себе злость. Мне было обидно и за «гринписовцев», и за ортодонтов, и за режиссеров, которые снимали фильмы, а такие зрители, как Саша, приходили в кино и даже не запоминали сюжета кинокартин. Мне было обидно за всех знакомых мне врачей, которые всегда казались мне глубокими, начитанными и интересующимися тем, что происходит в искусстве, науке, политике…
И тут я вспомнила прекрасную фразу Миранды из «Секса в большом городе», которую давно хотела применить.
— Ты знаешь, мне пора кормить кота, — сказала я Александру, пожала парню руку и скрылась среди деревьев парка.
А после пообещала себе больше не встречаться с парнями из «Тиндера».
Еще читай первый текст нашего корреспондента о том, как она ходила на свидания.
