Смотри на Гарика Харламова в нашей галерее, а его интервью ищи ниже.
— Гарик, привет, дорогой!
— Привет-привет.
— Как настроение? Жизнь вернулась в прежнее русло?
— Слушай, я надеюсь, что вторая волна отменится. Столько всего накопилось за первую волну! У нас была проверочная вечеринка в Comedy, где мы поняли, что последний раз на сцену выходили ровно полгода назад и за это время разучились вообще что-либо делать. Артист (ты сам знаешь, поскольку у тебя брат актер) постоянно должен быть в тонусе. Если сидеть дома полгода, то потом тяжело собраться и вспомнить что-то.
— Верно.
— Поэтому мы все были немножечко в легком ступоре. Но потом... Это как на велосипеде: один раз научился — и покатился.
— Эти полгода ты чем занимался?
— Слушай, я от звонка до звонка, как говорится, сидел дома, никуда не вылезал. Смотрел сериалы, фильмы и набирал зачем-то вес, как и все. (Смеется.) Ну потому что невозможно контролировать этот процесс, особенно когда рядом холодильник. Соответственно, пытался понять, когда все это дело закончится. А когда закончилось, то навалилось сразу все. У нас съемки «Гусара» растянулись на полтора года. У меня было 75 съемочных дней в этом сериале, и растянулось это все на полтора года из-за пандемии и других каких-то параллельных проектов. Во время карантина мы на три месяца остановились. У нас оставался павильон, съемки закончились в августе.
— «Гусар» — это ведь художественный сериал?
— Да-да-да, это прямо кино-кино. Прям большое, с графикой, каскадерами, историческими костюмами — в общем, весь «фарш», который возможен, он там есть. Достаточно дорогая история. Юмористический, естественно, сериал...
—...да еще про путешествие во времени.
— Во-первых, по теме таких фильмов тьма-тьмущая: это и «Пришельцы», и «Назад в будущее» — это не какая-то там новая история, но похожесть на «Ивана Васильевича...» заканчивается в первой же серии. А серий у нас 19. В сериале высмеивается наше время: человек из XIX века попадает в наши реалии: это гусар, офицер, честь мундира, человек, который не знает, что такое iPhone, он даже не знает, что такое лампочка нагревания. И вот он попадает в нашу действительность.
И многое, конечно, построено на юморе. Плюс ко всему, сам персонаж интересный, аутентичный совершенно. Авторы очень постарались и придумали для главного героя особый язык со своими «эксклюзивными» словечками, оборотами и фигурами речи. Поэтому интересно просто даже следить за тем, как он разговаривает.
— Слушай, ты так взахлеб об этом рассказываешь — лампочка накаливания тебя самого сейчас греет по полной программе!
— Точно. Ты даже не представляешь, какая это важная для меня история. Это самая большая роль, которую я когда-либо играл в принципе. Ну «ХБ» понятно, там тысячи персонажей, но это такое скетч-шоу, а тут сериал большой, настоящий.
— Герой — персонаж вымышленный или все же Гарик Харламов в предлагаемых обстоятельствах?
— В том-то и дело, что это собирательный образ: поручик Ржевский, такой, ты знаешь, народный герой, гусар. Только не такой герой, как в «Гусарской балладе», очень правильный, а настоящий гусар.
— То есть неправильный.
— Абсолютно. В XVIII веке все было то же самое, что и у нас, кроме технического прогресса. Люди тоже ходили налево, тоже ссорились — обычные человеческие истории.
— Это гениально, что первым ты привел пример «ходили налево».
— (Смеется.) Не знаю, почему я это сказал... Просто мой персонаж — бабник, он такой балагур, за словом не лезет в карман. Причем у него нет мата, но у него очень смешной вокабуляр: он ругается французскими словами. Он офицер, и понятие чести для него свято. Поэтому происходит такой диссонанс с людьми современными — он ведь по сюжету попадает в наше время. Ну и, конечно, круто, что съемки такие масштабные были: и кони, и пушки, и Наполеон, и Бородино — чего только не было! То есть сериал не останавливается на том, что гусар попадает в наши дни. Мой герой — секретный уполномоченный Кутузова. Он был во французской ставке и выкрал у Наполеона план нападения на Москву. Собственно говоря, Кутузов ждал этот план. И только потому, что моего героя машина времени переносит в наши дни, сгорает Москва. Наполеон доходит до Москвы и сжигает ее.
— Страсти какие! Давай на этом остановимся, иначе уже будет спойлер.
— Ну да-да, не буду рассказывать.
— Скажи, Гарик, этот опыт чем тебе интересен прежде всего?
— Ты знаешь, мне был важен чисто актерский опыт. Хотя Слава Дусмухаметов, с которым мы все это затеяли, уговаривал меня целый год.
— Да что ты! Тебя еще надо было уговаривать?
— Клянусь тебе! Потому что, во-первых, я говорил: «Слав, ну какой сериал? Мне уже 40 лет, я уже как-то...»
— Такой прямо «солидный» возраст. Кстати, 40 тебе исполнится только в феврале.
— Ну да. У меня все ориентировано на юмор: есть Comedу, есть «ХБ», есть какие-то свои приколюхи — как-то я еду и еду на своей этой волне. Я говорю ему: «Ну давай хотя бы полнометражное кино, знаешь, 10 съемочных дней — и забыли». Про того же гусара. А он меня уговаривал: «Да нет, ты что, это круто! Это должен быть сериал». Написали пилот. Он говорит: «Снимись давай в пилоте. Если понравится, то будем делать дальше». И он меня подсадил на эту историю, конечно. А спустя две недели мы отсняли уже пилот, а снимали мы даже на Красной площади. Причем там смешно так получилось. Вышел какой-то священник, начал нас прогонять, говорить, что мы от сатаны. Еще прибежало очень много китайцев, думали, что я аниматор, начали со мной фотографироваться... В общем, Слава мне говорит: «Приезжай посмотри материал». Я посмотрел сборку первой серии. Меня, честно говоря, это впечатлило, потому что масштабно, прикольно, интересно. И это, наверное, самая крутая съемочная группа, с которой я когда-либо работал.
— Здорово.
— Я очень надеюсь, что это понравится зрителю, потому что там очень много юмора, качественная съемка, актеры подобраны отличные. Понятно, что я субъективен, потому что я внутри, но мне кажется, что это классное кино. Такого точно не было на ТНТ — на канале это первый исторический комедийный сериал.
— Хотел бы продолжить актерскую судьбу?
— С удовольствием! Но опять же это вопрос материала. Когда тебе было 20 лет, весело сниматься с Пашей Волей в «Самом лучшем фильме», а сейчас-то хочется уже чего-то такого более фундаментального.
— Понимаю. Слушай, я тебя поздравляю с важным событием — у тебя же дочь пошла в первый класс.
— Да, 1 сентября я был с ней в школе.
— А Кристина?
— Она снималась в Геленджике.
— Ну скажи, сентиментальность у тебя зашкаливала?
— (Смеется.) Честно говоря, все происходило очень быстро. Ребенка одели, причесали, погрузились в машину. Приехали. И тут я понимаю, что я в шортах. То есть я просто забыл переодеться. Понятно, куда я сейчас поеду? Всюду пробки. Ну я и пошел в школу в шортах. Выложил фотографию в инстаграме. Кто-то написал в комментариях: «Было бы круто, если бы мой батя тоже в шортах в школу пришел». Но были и возмущения: «Как так, дочка красиво одета, а этот в шортах».
— Бедная девочка — внимание обращали на папины шорты, а не на нее!
— Ну да (смеется), но это было случайно. Это даже больше от нервов произошло.
— В дочке уже чувствуется личность, характер?
— Ой, Настюха — я честно могу сказать... Конечно, каждый родитель своего ребенка хвалит, но в нашем случае она как-то очень быстро начала расти, по развитию не скажешь, что ей шесть с половиной лет: она все знает, она знает какие-то слова, которые даже я не знаю. Недавно Настюха мне говорит: «Пап, а что такое «аллилуйя»? А я даже не понимаю, ну как это объяснить, если не знать всю подноготную. Я говорю: «Настюх, а ты где это слышала?» — «В песне». (Напевает.) Я говорю: «Ну тебе в школе все объяснят». (Смеется.)
— Вот так, на школу все скинул.
— Это чтобы ей было интересно учиться в школе.
— У тебя ведь есть опыт воспитания младших сестер-близнецов.
— Да, они росли на моих глазах: как из роддома их с мамой забрал, так и помогал дальше воспитывать.
— У вас какая разница в возрасте?
— Им сейчас 21, то есть разница — 19 лет. Так что в плане воспитания у меня опыт большой. Могу и памперсы поменять, и что угодно. У меня же еще в Штатах брат и сестра, они тоже мелкие были, когда я там жил, поэтому опыт с детьми у меня нормальный. Если что, если вообще все будет плохо, я буду элитной нянечкой. А с Настюхой с самого начала не было абсолютно никаких проблем. Она практически не плакала никогда, не кричала, все спокойненько-спокойненько, идеальная в этом плане. Бывают такие дети, которые кричат с утра и до вечера, — вот это тяжело, а с Настюхой нет. У меня сестры, Катя с Алиной, они прямо крикливые были сильно, а их две еще: одна начинает кричать, другая подхватывает — невозможно остановить. А с Настюхой вообще проблем никаких нет.
— Это, конечно, удивительно, потому что у нее такие эмоциональные родители.
— Понимаешь, она же растет, так что посмотрим, что будет дальше. Тем более видишь, как все быстро происходит. Оглянуться не успеем, она уже замуж выйдет.
— Интересно, где заканчивается строгое воспитание дочки? Или оно у тебя и не начинается?
— Вот за строгое воспитание у нас как раз мама отвечает (смеется), а я с самого начала всех предупредил, что я папа, который позволяет дочке все, на мне можно ездить, она это знает. Я ни разу не повысил на нее голос, это просто невозможно для меня. Был бы сын, я бы, наверное, как-то по-другому воспитывал. А с дочкой я мягкотелый.
— Дочка часто к тебе приезжает?
— Мы пока с Кристиной не разъехались, у нас только-только вся эта бодяга с разъездами начинается. Мы сейчас только начинаем решать, кто съезжает: я или Кристина. Есть какие-то моменты, по которым мы еще сами не определились до конца. Плюс еще есть суд, который должен поделить имущество, потому что мы уж решили, что нужно идти по-честному, чтобы не было проблем, все как надо. Да и мы как-то спокойно, по-дружески, без каких-либо проблем все решаем, Вадик. Когда нам начали задавать все эти вопросы про разводы, я всем сказал: «Слушайте, у нас нет какой-то беды в этом».
— Гарик, скажи, а у тебя есть сегодня ощущение вакуума, пустоты?
— Ты знаешь — нет. Это было бы, наверное, если бы мы жестко разбежались и как-то жестко друг к другу относились. Нет, мы поддерживаем связь, с дочкой я вижусь регулярно. Не знаю, как будет дальше, посмотрим, конечно, но точно могу сказать, что дочка всегда останется моей дочкой — это самое главное. Понимаешь, мы к этому пришли давно, это не случилось почему-то или потому что кто-то ворвался и увидел другого с кем-то, — нет. Я желаю Кристине счастья и всего самого хорошего. Наш совместный опыт жизни с ней, как минимум — появление Насти, говорит о том, что это все было не зря точно. Это большая веха в жизни — семь лет почти. Я надеюсь, мы останемся друзьями. Поэтому нет в этом никакой трагедии.
— Ходят слухи, что у тебя новый роман.
— Ой, это очень смешно. Мне перед Яной Кошкиной искренне неудобно. (Смеется.) Ее даже называют моей невестой. Мы с Яной Кошкиной знакомы, виделись несколько раз на разных проектах, на каких-то мероприятиях, которые вместе вели, или же на каких-то ТНТ-ных мероприятиях — все. А тут вообще получилось смешно. Какая-то посторонняя женщина, по фигуре очень похожая на Кошкину, наклонилась ко мне (а мы сидели рядом), появилась фотография, и с тех пор решили, что у меня и Кошкиной роман.
— Ну да, милая история... Помнишь, мы как-то делали новогоднюю обложку для нашего журнала? Я зачем-то пустил съемочную группу в свою квартиру, а потом об этом страшно жалел. Потому что так много всего было: масса народу, еще две ваших собаки бегали по квартире, огромное количество одежды для съемок, даже массивную дизайнерскую елку привезли (а после съемки сразу увезли обратно) — в общем, был какой-то многочасовой ад. Я даже сейчас говорю про этот день с содроганием.
— (Смеется.) Да, я помню.
— Так вот, в какой-то момент тебя потеряли. А я обнаружил тебя мирно спящим на полу, свернувшимся калачиком.
— Не удивлен. (Смеется.)
— Это было так трогательно. Ты вот так легко можешь прильнуть куда-нибудь и заснуть?
— У меня с детства эта история, клянусь тебе. Больше всего этому удивлялся Сеня Слепаков, когда еще мы все играли в КВН: он играл за «Сборную Пятигорска», а я — за «Незолотую молодежь». У нас полуфинал, представляешь, все на нервах. Сеня говорит: «Я иду и смотрю, что ты спишь в декорациях», — а я реально свернулся калачиком и спал. Он говорит: «Я не понимал, как это возможно. Все на нервах, все бегают, а ты спишь». Я поясняю: «Ну, Сень, если я начинаю хотеть спать, то это все. Мне уже совершенно не важно: полуфинал-неполуфинал, да хоть метеорит пускай летит — я должен поспать». Это, кстати, не только у меня. Например, актер Морган Фриман, вот про него все байки ровно такие же: он спит между дублями, засыпает, а потом открывает глаза и играет.
— Ну я поздравляю, у тебя и Моргана Фримана крепкая нервная система.
— Меня эти нервные состояния начинают усыплять — такая немного обломовщина в этом плане.
— Какая обломовщина? Ты же вкалываешь по полной программе.
— Это правда, кручусь как белка в колесе.
— Скажи, а бывает порой желание исчезнуть, раствориться, чтобы тебя на какое-то время потеряли?
— Безусловно, я это люблю. Иногда хочется побыть наедине с самим собой, но ненадолго. Я, например, люблю играть в компьютерные игры с детства, так как на моих глазах...
— ...они возникли.
— Да, возникли. Из-за чего, собственно, я ношу очки всю дорогу? Потому что первые компьютеры были без защиты, и я потерял зрение, глядя в этот экран. Я фанат компьютерных игр. Если выходит какая-то игра — например, «Одни из нас — 2» сейчас топовая, — все, я должен ее пройти. На это мне надо выделить время. Это, соответственно, либо ночью поздно, либо в какой-то выходной.
— Слушай, теперь я понимаю, почему ты можешь вот так внезапно заснуть — ты же элементарно не высыпаешься.
— Да, это тоже бывает. (Смеется.)
— Компьютерные игры — твои враги, Гарик. Беги от них!
— Ты прав. Более того, все эти байки про то, что я опаздываю везде, — это тоже виноваты компьютерные игры.
— Но это какая-то, извини, аномалия. Все-таки ты взрослый мальчик уже.
— Да, но ты не представляешь, какого уровня сейчас игры.
— Не представляю, Гарик.
— «Одни из нас» — это шедевр, это чистое кино. Это не просто какие-то 2D-персонажи бегают — нет, это настоящие актеры, с профессиональной озвучкой, это многомиллиардные игры, у которых сборы больше, чем у голливудских фильмов.
— Ты говорил, что резко полюбил холодильник во время карантина. А как-то сбрасывать вес собираешься или пусть все остается как есть? Все-таки ты комический актер.
— К сожалению, надо остановиться. Я тут предпринял раздельное питание — не есть после шести, но что-то оно не очень работает, хотя, наверное, работает, но просто я не соблюдаю это так, как надо. У меня есть слабость — это еда. Люблю вкусно поесть. Ничего с этим поделать не могу, если не поем, я превращаюсь в сатану: не то что я злыдень, просто я ни с кем не хочу общаться, мне ничего не интересно, у меня начинается депрессия. Причем удивительно, что с утра мне кушать не надо — я практически ничего не ем утром. А вот почему-то днем и вечером начинается такой жор! Хотя говорят, что надо питаться с утра...
—...а ужин отдать врагу. Ты же враг самому себе.
— Да, враг у ворот.
— Ты сам себе готовишь?
— Я могу. В Штатах даже когда-то работал в Макдоналдсе. Я неплохо жарю шашлыки, неплохо жарю мясо, могу мясо по-французски сделать.
— Ты в Макдоналдсе работал поваром?
— Да, фигачил эти котлеты. Пять долларов в час.
— А как тебя допустили до этого дела, у тебя что, образование какое-то есть кулинарное?
— В Макдоналдсе это особо и не надо. Быстрое обучение — и пошел.
— Насколько быстрое?
— Кажется, два дня. Сначала стоишь, наблюдаешь, наблюдаешь, потом работаешь в зале, вытираешь столы, ну а потом уже пошел готовить котлеты, класть картошку, и только потом — на кассу. Я до кассы не дошел — ушел в другой ресторан.
— В другой ресторан. И тоже готовить?
— Да, кстати, в «Мясной удар».
— Ничего себе. А сколько длился этот кулинарный период?
— Ну где-то годик. Мне тогда было 14 лет.
— Какая нужда заставила тебя работать?
— В Штатах все подростки ходят работать. Я говорю отцу: «Бать, нужно три доллара на попить-поесть». Он говорит: «Три доллара? Иди зарабатывай». И я пошел.
— Потом ты вернулся в Россию и поступил в институт.
— Государственный университет управления.
— И — плавный переход к кавээновской жизни. А тебе не хочется какие-то новые горизонты для себя открыть или уже все ясно и понятно? Твоя комическая история очень успешно развивается.
— Конечно, хотелось бы. Например, есть театр, который до сих пор я не попробовал. Интересно просто, что это. Не знаю, это странное размышление — хотелось бы начать петь.
— Ну вот и Харламов решил начать петь.
— Просто для себя. Вообще, с возрастом мироощущение меняется, понятно, что юмор юмором, но век учись. Все равно, на этом поприще я уже примерно понимаю что-то, а хочется открыть в себе что-то такое, чего я еще не знаю.
— Гарик, у тебя не бывает усталости от того, что все от тебя ждут шуток? Ждут бесконечно, всегда.
— Бывает. Но иногда это ожидание и помогает. А иногда ты даже не шутишь, а люди смеются. Ты думаешь: «О, ну и нормально, вроде бы пошутил, а вроде и не пошутил». Я не могу шутить на заказ. Когда говорят: «Давай пошути, рассмеши!» — у меня ступор сразу же. Когда это происходит спонтанно, самопроизвольно, тогда это имеет смысл. В принципе, почему я эту профессию выбрал? Потому что люблю, когда люди смеются. Действительно, мне искренне нравится, когда толпа людей смеется или даже один человек получает позитив, хорошее настроение. Я от этого тоже получаю свою долю энергетики. Но когда это происходит из серии: «Давай шути», — это сразу вызывает агрессию. Шутить совершенно не хочется в этот момент. Ко мне еще более-менее отношение адекватное, потому что я стараюсь общаться с людьми вменяемыми и умными, а вот, например, смотришь на Мишу Галустяна, которого почему-то все считают игрушкой. Я лично видел, как человек подошел к нему в аэропорту, поднял на руки и начал крутить.
— Какой кошмар.
— Я тебе клянусь. А у Галустяна уже двое детей, он взрослый человек. И вот это, конечно, ужасно.
— А тебя попробуй подними — иначе тоже, может, крутили бы как куклу.
— Да, в этом плане мне везет — холодильник сыграл свою роль.
Еще читай другие интервью:
