PA Media Олимпийская чемпионка по боксу Никола Адамс и Катя Джонс уже вошли в историю, став первой однополой танцевальной парой на конкурсе.
На Первом канале Би-би-си начался новый, 18-й сезон, популярного конкурсного шоу Strictly Come Dancing («Танцы со звездами» в русской версии), в котором соревнуются друг с другом пары, составленные из знаменитостей и профессиональных танцовщиков-хореографов.
Нынешний сезон особый. Во-первых, из-за коронавируса он несколько короче. А во-вторых, впервые в конкурсе принимает участие однополая пара.
Условие танцевать в паре с женщиной выставила британская спортсменка, двукратная олимпийская чемпионка по боксу и кавалер ордена Британской империи Никола Адамс.
Ее хореографом и партнершей стала постоянная участница шоу, танцовщица и хореограф из России Катя Джонс.
Катя пришла на программу в 2016 году и сразу покорила публику, превратив политика-лейбориста Эда Боллза в зажигательного плясуна, выписывавшего кренделя под корейский хит Gangham Style.
Смотри на звезд, которые прославились благодаря танцам, в нашей галерее.
Их танец был встречен овациями публики, получил восторженные отклики в прессе, более 1,3 млн просмотров на Youtube и номинацию на престижную премию Bafta, а в прессе cтали с едкой завистью подшучивать, что этот танец — главное, чем запомнится бывший политик.
На следующий год Джонс вывела своего партнера по шоу актера Джо Макфеддена в финал, и вместе они сорвали главный приз этого популярного шоу — блестящий диско-шар танцпола.
Кате Джонс 31 год, она родилась в Сестрорецке, под Петербургом, и до замужества с британским танцовщиком Нилом Джонсом носила фамилию Соколова.
Катя и ее теперь уже бывший муж 10 лет танцевали вместе и за эти годы стали двукратными чемпионами мира и восьмикратными чемпионами Британии в бальных и латиноамериканских танцах.
О себе и работе в самом популярном шоу на британском телевидении Катя Джонс рассказала нам в перерывах между репетициями.
— Где вы учились танцевать?
— Меня с детства учили всему, как всех нас, российских деток: пианино, гимнастика и плюс еще бальные танцы. На занятия танцами мама водила меня в маленький клуб в Сестрорецке, откуда я родом. Я начала в шесть лет, и довольно скоро педагоги и родители увидели, что есть способности. Так что гимнастика, пение и все прочее отпало и началась серьезная танцевальная подготовка — уже в питерском клубе, куда меня продолжала возить мама. Там уже я встретила своего первого бального партнера, с которым у нас были хорошие результаты в категории юниоров.
— У вас в семье еще кто-то танцует или занимается музыкой?
— Я вот долго думала: откуда у меня эта способность к танцам, и не могла понять, потому что никого не было, кто бы был в этом силен. Но вот три года назад моя мама вдруг начала заниматься танцами, и у нее так дело пошло, это в 58 лет! Я увидела, что на самом деле мама танцует даже лучше меня в каком-то смысле. Так что стало понятно, что это у меня наследственное.
— А после учебы в клубе вы еще куда-нибудь поступали?
— Я училась в Университете культуры и искусств в Петербурге и, хотя у меня потом уже начались разъезды, я все равно приезжала и все предметы досдавала.
— Кто же вы по профессии?
— Я по профессии страновед-культуролог.
— А как вы попали в Англию?
— Мой клуб в Питере серьезно сотрудничал с английскими педагогами, и меня тогда заметил хореограф Ричард Портер. А я как раз осталась в тот момент без партнера и искала, с кем выступать, и он предложил Нила. Он сказал: «Вы одинаково сумасшедшие. Публика вас будет или любить, или ненавидеть».
И это было большое решение со стороны моих родителей — отпустить меня жить в Англию в 18 лет. Нил старше меня на 7 лет, он уже на тот момент ездил с выступлениями по всей Европе и базировался в Голландии, так что первые два года мы с ним практически все время там провели.
А потом мотались по миру. Вместе. Постоянно на чемоданах — ну такой уж стиль жизни у бальников. А оставили мы конкурсные танцы, когда нас обоих пригласили на Strictly.
— Не жаль было бросать международные конкурсы?
— Дело в том, что при такой жизни надо жертвовать многим, потому что ты буквально все отдаешь танцам — время, силы, деньги. Это финансово сложный, скажем так, спорт, потому что все за свой счет, особенно поначалу: костюмы, взносы за участие, за тренировки.
И самое главное, ты уже теряешь мотивацию, потому что мы с Нилом уже все, что могли, выиграли. Мы, конечно, могли бы продолжать, но хотелось чего-то нового, как-то развить наш талант, потому что мы жили только одним — лишь бы выиграть очередной чемпионат.
Так что, когда в 2016 году пришло предложение войти в труппу профессионалов Strictly, это случилось в правильное для нас время. И в том году шоу расширило свой состав, они привлекли много новых профессионалов.
— Что для вас — быть на Strictly? Что вам дало это шоу в профессиональном смысле?
— Шоу дало мне колоссально много для собственного личностного роста. Можно сказать, что я себя здесь нашла. Оказалось, что у меня есть все то, чего эта работа требует. Потому что, чтобы какого-то человека с нуля научить, нужно любить преподавать, и я вдруг осознала, что я это обожаю. И этот совершенно особый, ни с чем не сравнимый, момент достижения цели, когда видишь — он научился, мы станцевали, и это прекрасно!
Мы и с Нилом, когда выступали, были известны своим креативным подходом к тому, как мы создавали свои номера, мы даже новые тренды начинали: стали миксовать музыку, ввели элементы стрит-данса. Потому что бальный конкурс считается чем-то формальным — ты там должен все делать по правилам, а мы стали выдумывать что-то такое, что люди даже не думали применять в бальных танцах, например, я платье меняла прямо во время танца. Мы не боялись рисковать.
И Strictly дало мне возможность раскрыться и применить все те элементы, которые у меня есть. Это для меня dream job, работа мечты. Я люблю каждый составляющий элемент всего процесса, когда ты себя полностью посвящаешь программе на 4—5 месяцев в году.
Только тут в первый раз я почувствовала, что это такое, когда тебя не судят, когда у публики другой взгляд на твое выступление.
— В каком смысле?
— В том смысле, что люди просто смотрят и восхищаются твоим мастерством. Такого у меня не было никогда за всю мою конкурсную жизнь. Потому что там всегда судили, оценивали. А тут отпал этот элемент, который всегда сопутствовал соревнованию бальному: даже если ты стал его победителем, то все равно ощущение такое, что ты не так уж и хорош, что могло бы быть еще лучше.
BBC Победа в конкурсе в 2017 году в паре с актером Джо Макфедденом и главный приз — блестящий диско-шар танцпола.
— Тот факт, что на Strictly две профессиональные участницы из России — вы и Люба Муштук (которая в этом сезоне выступает в паре с американским футболистом и телеведущим Джейсоном Беллом) — что-то говорит особенное о российской хореографической школе или это просто совпадение такое?
— На самом деле в расширенной труппе шоу еще есть профессионалы из России, не только мы двое, а мы с Любой из одного питерского клуба, мы были лучшими подругами. Я перешла в тот клуб лет в 12—13, и там мы встретились. У нас интересная история: Люба всегда хотела поехать в Италию и там выступать, а я — в Лондон. Мы даже кофты себе сделали с надписями: у нее было «Italy», а у меня — «England». И так и получилось: она стала танцевать в Италии, а я в Англии.
И конечно, это действительно говорит о нашей российской подготовке, о нашей дисциплине, и о нашей клубной системе, потому что наши тренеры отдаются тебе полностью, все свое время и силы, и они буквально вдалбливают в тебя чувство дисциплины.
И это, конечно, имеет свои плоды, потому что если посмотреть на мир бального танца, то большинство в разных странах танцуют в паре с русскими. И нас, из России, часто приглашают, потому что знают, что мы способны отдаваться делу полностью; такая рабочая этика у наших танцоров.
— В этом году у вас необычная пара сложилась на шоу. Вы же раньше танцевали только с мужчинами — как профессионалами, так и непрофессионалами. Есть ли разница для вас, с кем танцевать, с мужчиной или женщиной?
— В плане танца нет разницы, особенно в Англии, потому что это стандартная практика во всех школах танца: мальчиков не хватает, и большинство пар — это девочки с девочками. Так что это совершенно нормальная практика в мире танца. А в плане хореографии для меня тут новая дверь открылась — кто ведущий, кто ведомый? Так что я была очень рада, что мне предложили Николу в пару.
PA Media Первым танцем, который показали Никола и Катя, был квикстеп под песню Эллы Фитцджеральд Get Happy.
— Никола легкий партнер? Ее боксерское прошлое дает себя знать?
— Никола любит выступать на публику, ей нравится выдать огонь и зажечь аудиторию, а это важно. Не все звезды-селебрити, с кем ты танцуешь, так могут. А с ней мне повезло, и мы передаем друг другу эту энергетику.
И потом, всегда должна быть какая-то «химия» — не важно с мужчиной или с женщиной — важна вот эта передача энергии, страсти. Вот я уже с утра не сплю, мне хочется на сцену, я хочу ей кураж свой передать, и она отзывается на это. Наш следующий танец — стрит-данс, очень эмоциональный, потому что он рассказывает ее личную историю, ее нелегкий путь, как она достигла всего сама.
— Как понять — этот человек будет танцевать или у него две левые ноги?
— Любой человек может научиться. Вернее, так: я могу научить любого. У меня ведь не все способные партнеры были, совсем нет. Никола пятая у меня на программе, и было несколько человек… проблемных, скажем так. И даже если взять Николу, то у нее нет натуральной грации, пластичности, но если правильный метод применить, то я верю, что любой может научиться. Важно, чтобы человек тебе доверял, раскрылся перед тобой.
Когда Эд Боллз пришел на шоу, то он полностью себя отдал этому действу, погрузился в него с головой и раскрылся с новой стороны. Интересно тогда было наблюдать, как менялось мнение людей: все себя увидели в нем.
Я люблю этот термин — aggressive positivity, это вроде такой оптимистично-агрессивный настрой, установка, когда я им говорю: я тебя заставлю, ты сможешь! Но бывает и так, что вселить веру сложно.
— У вас есть любимый танец, что вам самой больше всего хочется, нравится танцевать?
— Вот почему еще на Strictly так интересно работать, потому что тут не важно, какой танец ты танцуешь, все равно любой номер — как мини-шоу. Поэтому сложно сказать, какой нравится больше. В каждый номер, в каждое выступление ты много вкладываешь, и в этом и удовольствие — я влюбляюсь в каждый конкретный танец каждый раз.
— У вас с Нилом есть общая танцевальная школа для детей в Хэмпшире. Вы там сами преподаете?
— Нет, но там есть очень хорошие педагоги, а мы туда приходим изредка, когда позволяет расписание. Я даю там иногда индивидуальные уроки.
— У вас есть какая-нибудь волшебная диета? Чем вы питаетесь? Строго ли приходится себя ограничивать?
— Я как раз сейчас стала себя переучивать. Как-никак, а где-то лет с 26 я почувствовала, что реакция организма стала другая, что теперь уже нельзя, как раньше, все подряд есть. Обмен веществ другой. И я поначалу стала себя ограничивать, а потом объедалась, и я поняла, что с этим «менталитетом ограничения» я загоняю себя в неприятное чувство вины. А это отнимает столько времени и сил!
— Так что, круассан или булочку можно?
— Круассан можно, да. Кто же не любит круассан. Можно все, но в меру. Плюс, если ты активный, то себя мучить не нужно, поскольку организму нужна энергия. Чем голодать, я лучше буду весь день танцевать. Для организма это лучшая тренировка, поскольку голова тоже включена, не только тело, и танцы очень влияют не только на физическое, но и на психологическое состояние.
И еще, говоря о диете, я только вот месяц назад перешла на вегетарианство.
— Что-то к этому подтолкнуло, повлияло?
— Я посмотрела программу Дэвида Аттенборо «Жизнь на нашей планете» и решила: все, хватит говорить, надо делать. Но опять же — все в меру.
— Вот, кстати, про переход от слов к делу: вы же в прошлом году объявили «нет» быстрой моде, вещизму? Почему это вдруг стало важно? И во что это вылилось в итоге: вы перестали покупать новые вещи?
— Да, я читала об этом много, о том, как этот эффект быстрой моды влияет на планету, и поняла, что у меня столько всего, что мне ничего не надо. Мне надо носить то, что есть. И то же самое с косметикой — я стараюсь использовать до конца то, что у меня уже есть в косметичке.
Так что я 15 месяцев ничего себе не покупала — ни вещи, ни косметику. И это было легко. Я реально купила только одно платье и колготки месяц назад — черное с металлическими заклепками, в котором я была на этой неделе на It Takes Two [кулуарное шоу-партнер Strictly, где обсуждается все, что происходит во время конкурсных эфиров]. И то — я его выбрала, потому что знала, что смогу надеть много раз.
Для меня мода, стиль всегда были важны, я люблю выделяться. Но теперь магазины пропали из моего поля зрения. И менталитет шопинга поменялся: я беру то, что знаю, что надену много раз. Я не стану покупать некачественную футболку, которую надо будет выбросить через месяц.
И еще, я надеваю бабушкины платья, которые ей портниха шила. Им уже лет по 50, у меня есть три ее платья. Они вневременные. С одной стороны, это винтаж, а с другой — они вечного кроя.
— Как ваши близкие следят за вашими выступлениями на Strictly — ведь в России его не показывают, там свое шоу есть?
— Да, в России формат другой, и там, кстати, гораздо меньше мужчин из числа непрофессиональных участников. И там все — драма, трагедия, а английское шоу гораздо легче, веселее — это развлечение.
К сожалению, моя семья в Питере не может смотреть прямой эфир, но они в курсе всего и всегда ждут ссылки на Yоutube. С маминой стороны бабушка живет в Казахстане и тоже за всем следит — это большая часть ее жизни.
— Как и для многих британцев. Пишут, что первую программу нынешнего сезона смотрели около 9 млн человек. Так что на вас огромная ответственность в смысле развлечений возложена.
— Конечно, Strictly — это часть местной культуры, это самое рейтинговое шоу. Все знают, что каждую субботу семья соберется вместе и будет смотреть его, обсуждать, голосовать. А в этом году столько всего отменено, люди духом падают, и это добавляет особенности этому сезону. Люди ждали начала нового сезона, им нужен какой-то эскейпизм от всего этого, а если Strictly в эфире есть — значит, все нормально.
— Вы привыкли к жизни в Англии? У вас такой английский — даже трудно поверить, что вы не выросли здесь.
— Да, Англия стала вторым домом. Я себя здесь чувствую как дома, я стала понимать местный менталитет, понимаю шутки, мне близко стало чувство юмора. Но я всегда адаптировалась легко.
— Вот насчет адаптации как раз: многие сейчас остались без возможности пойти в клуб или на дискотеку потанцевать. Что бы вы посоветовали любителям потанцевать? Как это сделать в одиночестве?
— Сейчас в онлайн столько доступно бесплатных уроков танца! Нужно найти единомышленника, который с тобой по скайпу будет осваивать. Мы так с подружкой делали во время локдауна: выходили на связь и вместе занимались, танцевали. Иногда и зритель не нужен, ты же танцуешь для себя.
— Во время локдауна многие записались на разные курсы, стали что-то новое изучать. Вы что-то для себя новое открыли в этом непростом году?
— Да, я во время карантина начала учить испанский и еще брала уроки литовского — у меня одна бабушка, с папиной стороны, литовка. Ну и, конечно, уроки по фортепиано продолжаю брать. Так что я все время учусь.
Еще читай:
