Специальный сезон «Цена поездки» в рамках подкаста «Дочери разбойника» три месяца готовила Настя Красильникова. Она постаралась максимально корректно изложить историю героической девушки Яны, добившейся в итоге правосудия, а также разобраться в причинах трагического события. Журналистка с пристрастием опросила представителей агрегаторов такси, собрала еще несколько примеров некорректных действий и домогательства со стороны водителей, а также прояснила, кажется, все стигмы, которые существуют в нашем обществе по поводу сексуализированного насилия.
Интервью берет Настя Красильникова, журналистка, фем-активистка, создательница телеграм-каналов «Дочь разбойника» и «Вашу мать». На вопросы Насти отвечает Наталья Тимофеева, комьюнити-менеджер и координаторка просветительского направления в центре «Сестры».
Все привыкли к словосочетанию «сексуальное насилие». Центр «Сестры» называет это явление «сексуализированным насилием». Почему так?
Термин «сексуальное насилие», как нам кажется, не совсем корректен. Слово «сексуальное» — про что-то позитивное. Сексуальность — это про удовольствие, про что-то хорошее, приятное. А насилие никак не связано с удовольствием. Прилагательное «сексуализированное» призвано перевести акцент в термине на слово «насилие». Привязанность к сексуальности в этом явлении исключительно поверхностна и вторична. В первую очередь, речь идет о насилии.
Что мы знаем о количестве изнасилований в России сейчас?
Говорить о статистике сложно, потому что конкретно изнасилование и любые другие преступления, касающиеся нарушения права на сексуальность другого человека, – это очень латентные виды преступлений. Латентные преступления – те, о которых не сообщается, они не попадают в статистику правоохранительных органов. Например, в 2020 году было зафиксировано всего 3,5 тысячи изнасилований – это те, о которых было сообщено в правоохранительные органы. По мнению криминологов, коэффициент латентности у такого рода преступлений – 7,5. То есть нужно умножить 3,5 тысячи на 7,5 и получить 26,5 тысячи изнасилований в год.
Почему люди, столкнувшиеся с насилием, не сообщают о нем в правоохранительные органы?
Потому что боятся последствий, потому что они поглощены другими вопросами – например, своей безопасности, своего физического здоровья. Они не хотят столкнуться с осуждением. Многие из них довольно корректно делают вывод, что, скорее всего, их не поддержат, и им не поверят. Им, возможно, придется столкнуться с обвинением в том, что насилие, которое им пришлось пережить, – это что-то заслуженное. По нашим данным, около 10-15 процентов пострадавших обращаются в правоохранительные органы – хотя бы подать заявление.
В правоохранительных органах часто отговаривают подавать заявление или некорректно работают с заявлениями, пользуясь правовой неграмотностью. Когда человек приходит подавать заявление, он должен получить в ответ специальный талон-уведомление с номером записи: когда это заявление было принято, кем, под каким номером было зарегистрировано. Большинство людей не знают о том, что они должны получить какой-то талон. Проходит какое-то время, человек может быть уверен, что следствие идет, преступника накажут, но на самом деле ничего не происходит.
А почему отговаривают подавать заявление?
Люди, которые работают в следственном комитете или в полиции, – это люди. Они вполне могут быть подвержены разного рода стереотипам. Не всегда так, но они могут предполагать, что изнасилование – это преступление только в ситуации, когда его совершает какой-то незнакомый человек, нападает без предупреждения на улице или в парке и угрожает оружием. На самом деле, большинство преступлений такого рода выглядят не так. Как правило, нападение совершает знакомый человек или, как минимум, подготовившийся. Как правило, дома.
Некорректно будет говорить, что все правоохранители враждебно настроены и ни в коем случае не верят пострадавшим. Это не так. Но как будет настроен конкретный человек, будет ли он прилагать усилия, чтобы помочь довести дело до суда и наказать человека, который совершил преступление, сильно зависит от личности. Системных усилий, которые облегчали бы эту задачу, мы не видим.
Нет специального обучения, которое касалось бы расследования такого рода преступлений. У следователей нет специализации, которая позволяла бы действительно хорошо накапливать опыт – как работать с пострадавшими, как с ними разговаривать.
Вы сказали: следственный комитет или полиция. То есть можно подавать заявление или туда, или туда?
Если произошло изнасилование, то вообще-то заявление нужно подавать в следственный комитет, потому что именно они работают с такими делами. После изнасилования необходимо пройти медицинское освидетельствование (желательно в течение суток), и сотрудники следственного комитета знают, в какое медицинское учреждение стоит обратиться, чтобы его пройти, и могут туда направить.
Что говорить людям, которые считают, что если пострадавшая женщина в момент изнасилования была пьяна, то она сама виновата?
Честно говоря, меня такие люди тревожат. Можно попробовать спросить, считаете ли вы, что кого-то можно насиловать. Считаете ли вы, что кто-то заслуживает пыток, смерти? Изнасилование переживается тяжело и у него долгосрочные последствия, потому что среди прочего оно переживается психикой как угроза жизни. Невозможно предсказать, на чем остановится этот человек. Он своими действиями показывает, что ему на физическую автономию другого человека абсолютно наплевать. И мы знаем, что действительно бывают случаи, когда и убивают потом.
Если я вдруг вижу человека, который очень сильно пьян, моя интенция будет этому человеку помочь, а не воспользоваться тем, что он сейчас не может себя защитить. Я думаю, наша общая задача как общества – нормализовать такой подход.
А что делать с поверьем, что существует какое-то поведение или внешний вид, который может спровоцировать мужчину на насилие?
Нужно разводить понятия секса и насилия, потому что это абсолютно несвязанные вещи. Насилие, любое насилие вообще, и сексуализированное насилие в частности, – это ситуация, связанная с тем, что один человек хочет почувствовать власть и контроль над другим человеком. Секс там вообще никак ну не рядом даже. Как правило, он планирует свое преступление, он выбирает обстоятельства, безопасные для себя, выбирает цель, безопасную для себя. И он, как человек, который включен в общество, знает, что он может рассчитывать на, простите, общественную поддержку. Человек, который находится в состоянии опьянения, – это как раз вот повод для преступника думать «мне за это ничего не будет». «Я прекрасно знаю, что все вопросы будут не ко мне, как к человеку, который совершает преступление, а к пострадавшему человеку. Все будут спрашивать: почему ты пьешь?» Как будто нельзя выпить и поехать домой на такси. Это наоборот суперлогичное действие: а как еще домой добираться?
Мне кажется, значимо, что он это сделал в отношении пассажирки, которая ехала с ним в состоянии, когда она не могла себя защитить. Он не остановился на перекрестке и не попытался заломать ГИБДДшника в момент, когда ему приспичило. Потому что это никак не связано с сексуальной потребностью. Это связано с вот этим вот желанием «Я хочу, и мне неважно, что происходит с другим человеком. Я игнорирую, что происходит с другим человеком».
«Существуют только мои желания»
Да, такая сфокусированность на своих собственных желаниях, потребностях. В этом и, собственно говоря, отличие между сексом и насилием. Потому что секс – это про взаимность, про согласие, про коммуникацию.
Можно ли «спровоцировать» на насилие?
Нет, невозможно спровоцировать на насилие. Есть человек, который принимает решение, что может так поступить. Есть стереотипы о том, что это делают вот какие-то незнакомцы, желательно какой-то не очень русской национальности, ночью в парке, с применением оружия. Очень важно помнить, что нет, это не так работает. Здесь вопрос не в национальности. Или есть мнение, что такие преступления совершают только мужчины. Нет, иногда бывает так, что преступления совершает, например, подросток в отношении другого подростка или ребенка помладше. Или считается, что насилуют только молодых симпатичных девушек. Нет. И детей, и мужчин, и пожилых людей, в том числе инвалидов. Разные люди сталкиваются с насилием.
Есть стереотип о том, как пострадавшая должна себя вести. Якобы в процессе нужно обязательно отбиваться. А если не отбиваешься, то, значит, тебе все нравится. На самом деле, подавляющее большинство людей реагирует замиранием.
И это нормальная, естественная реакция психики, защитная. Она призвана снизить ущерб, она необходима, чтобы выжить. Практически невозможно ее как-то в себе перевоспитать, изменить.
А почему вообще есть стигма, что быть изнасилованной стыдно? Не стыдно, когда тебя ограбили. Не стыдно, когда, не знаю, ты ногу сломала на скользкой дороге. Почему изнасилованной быть стыдно?
Я думаю, что есть связь между верой в «справедливый мир» – что если происходит что-то ужасное, то ты это каким-то образом заслуживаешь – и тем, насколько плотно в общественном сознании изнасилование или домогательство связано с сексом. Как будто это такой секс. А раз секс, значит, пережитое изнасилование маркирует морально-нравственные качества пострадавшего человека, как будто это как-то обозначает его распущенность.
Есть ли все-таки какой-то способ или несколько способов снизить риски того, что ты станешь жертвой сексуализированного насилия?
Самый надежный способ – не рождаться.
Делись этим интервью, а также ссылкой на подкаст «Дочери разбойника» с другими женщинами и мужчинами.