В культуре всегда существовал соблазн выставить на показ только сильное, красивое, доведенное до идеала. От портретов аристократов кисти старых мастеров до тщательно отретушированных снимков из эпохи глянца социальных сетей — публичное пространство было зоной, где царила демонстрация «лучших версий себя».
Но что происходит сегодня? Из масштабного исследования VK, который с 2023 года исследует тренды — откуда они берутся, зачем им следовать и нужны ли они вообще, мы узнали о главных тенденциях среди зумеров — вместе с экспертами в различных областях VK выявил 30 ключевых трендов, которые после проверили на поколении Z. Так что мы поняли точно: поколение зумеров, выросшее в среде тотальной цифровой прозрачности, меняет правила игры: вместо отточенной картинки они все чаще транслируют ошибки, усталость, фейлы и моменты, которые еще вчера казались постыдными.
И это — не жест отчаяния или кокетство, а новый социальный код, в котором уязвимость становится способом сопротивления давлению идеала.
Мир после утопии социальных сетей
Если миллениалы были заложниками образа «успешного успеха» — с карьерой, спортзалом и бесконечными кофе навынос, то зумеры пришли в эпоху, когда эта картинка уже трещала по швам. Социальные сети, доведенные до предела идеальности фильтрами и бесконечным сторителлингом, перестали работать как вдохновляющий контент и начали восприниматься как фабрика выгорания.
Ответом стало радикальное смещение в сторону «реальности»: селфи без макияжа, признания в неудачах, видео о проваленных собеседованиях или испорченных проектах.
Уязвимость постепенно превратилась в манифест — отказ подчиняться правилам глянцевого спектакля. И в этом есть культурная революция: «идеальное» больше не продается как ценность, важнее оказалась честность.
Эстетика провала
Фейл в руках зумеров — это не просто случайность, а эстетическая категория. Видео в Тиктоке, где человек падает во время танца или смеется над собственным проколом, набирает миллионы просмотров именно потому, что разрушает привычную иерархию «успеха». Смех над собой становится терапией, а делиться этим — своеобразной формой близости.
В моде это отражается напрямую: вещи с нарочитой небрежностью, «сломанные» силуэты, обувь, которая будто бы потеряла форму, — все это визуальный язык нового отношения к несовершенству. Тренд на «месси герл» и на «усталую эстетику» в целом — лишь часть этой тенденции: мода переводит философию уязвимости в ткань и крой.
Социальная психология уязвимости
Почему именно это поколение так легко делает ставку на слабость? Ответ в опыте постоянного наблюдения. Зумеры выросли в среде, где жизнь была зафиксирована и доступна для чужих глаз почти с рождения. Прятать несовершенства оказалось практически невозможно, поэтому оставалось сделать их частью идентичности. Уязвимость стала не минусом, а способом сконструировать подлинность.
Психологически это может напомнить эффект «противоядия»: чем больше мир навязывает безупречность, тем более ценным становится показать ее обратную сторону. В обществе, где каждый вынужден играть роль, признание слабости звучит как акт силы.
Уязвимость как новая валюта доверия
В эпоху перенасыщения информацией доверие стало дефицитом. Рекламные кампании и инфлюенсеры, которые транслируют только успех, часто воспринимаются холодно, тогда как история «я попробовал и провалился» вызывает эмпатию. В конце концов, кто не из нас не был на месте рассказчика в данном случае? Все мы когда-то проваливались. Для зумеров уязвимость — это валюта доверия, способ наладить контакт, выйти за пределы транзакционных отношений.
И бренды уже реагируют: от модных домов до бьюти-индустрии, где появляются кампании без ретуши, коллаборации с «недозвездами», у которых главное преимущество — искренность, а не безупречная картинка. Сюда же — популярность Прохора Шаляпина, который не стал успешным, пока не стал рассказывать, что в принципе-то и не хотел — тут лишь бы не перетрудиться.
Неужели это симптом эпохи?
Тренд на уязвимость — не только культурная игра. Это отражение больших процессов:
- эмоционального выгорания,
- кризиса института успеха,
- усталости от вечного сравнения.
В нем слышится и социальная критика, и желание выстроить более мягкий мир, где допускается быть несовершенным.
Возможно, уязвимость сегодня — это действительно новая форма силы. Она дает то, чего не могла дать культура успеха: ощущение подлинности, близости и возможности оставаться человеком в системе, где слишком часто требовали быть «лучшей версией себя».
