Сальвадор Дали: меню одного гения

Украсить шляпу тухлой селедкой? Выпить кофе, в который тебе демонстративно плюнули? Заявить, что разгадал тайну хлеба? Почему бы и нет, если ты - гений и зовут тебя Сальвадор Дали!

Украсить шляпу тухлой селедкой? Выпить кофе, в который тебе демонстративно плюнули? Заявить, что разгадал тайну хлеба? Почему бы и нет, если ты - гений и зовут тебя Сальвадор Дали!

Дон Сальвадор всегда на сцене!

Когда долгая жизнь маэстро (1904-1989) уже летела к финалу, по его одежде можно было определить, что он ел и пил. Очки

Сальвадор Дали
Сальвадор Дали
заляпаны медом - после чая. Ночная рубашка - в оливковом масле: говорят, он обожал, когда жирные капли плюхались на него с тостов. Нижнее белье - в пятнах от кофе с молоком, которым Дали постоянно обливался, завтракая в постели. Он утверждал, что хотел бы когда-нибудь выставить в галерее свое исподнее с этими «восхитительными, божественными пятнами редкостной красоты». Впрочем, во всем, что касалось верхней одежды, великий художник (а для кого-то великий шарлатан) даже в старости был сама элегантность.

А если на его роскошных галстуках, жилетках, мундирах (на публике он появлялся разодетым в пух и прах - бархат, парча, шелк) вдруг и появлялись пятна, то самого благородного происхождения - из лучших ресторанов. Став страшно знаменитым и богатым, он редко посещал их один, в его свите постоянно роились «люди-цветы»: фрики, хиппи, трансвеститы, карлики, манекенщицы, танцоры или просто ловкие нахлебники, выдававшие себя за потомков князей и «детей лейтенанта Шмидта».

Сальвадору Дали, возможно, сильнее, чем любому иному художнику и вообще человеку искусства, оказалась близка гастрономия. В Испании не так давно даже проходила международная конференция «Дали - гурман». Хорошо поесть для этого разборчивого господина, заявлявшего, что жизнь он любит до неприличия и что она должна быть вечным праздником, вихрем развлечений, было чрезвычайно важно. Всегда! Больше всего на свете он любил толпу, фрукты и запахи.

«Кулинарное искусство интересовалоего настолько, что порой он даже изобра- жал, будто сожалеет о том, что не стал поваром», - пишет Аманда Лир, певица, художница, фотомодель, дружившая с мэтром последние двадцать лет его жизни и разделившая с ним множество изысканных трапез. Количеству предпочитал качество: «Дали всегда делал вид, будто ест с большой охотой, но обычно половину порции оставлял на тарелке... К половине подаваемых блюд он не притрагивался...»

Однако послушаем самого героя.

«В шесть лет я хотел стать кухаркой,в семь - Наполеоном», - так начинает 36-летний испанский гений свою знаменитую автобиографическую книгу «Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим». На кухне родительского дома маленький, любимый и избалованный Сальвадор считался почему-то персоной нон грата.

«Для меня в семь лет пробраться на кухню, схватить что-нибудь и съесть было величайшим грехом. Ни под каким видом мне не позволяли заходить на кухню - то был один из немногих беспрекословных запретов. И я, пуская слюни, часами выжидал удобный момент, но наступал вожделенный миг, я проникал в заповедное царство и на глазах у визжащей от восторга прислуги хватал кусок сырого мяса или жареный гриб и, давясь, млел от наслаждения - ничто не сравнится с тем волшебным, пьянящим привкусом вины и страха!»

За свою длинную и причудливую жизнь сюрреалист Дали успел полушутя-полусерьезно высказаться по многим вопросам, дать оценку важным событиям и великим людям (чего стоит хотя бы его сочинение «Искусство пука», рекомендованное автором «лицам, страдающим запорами»).

Но, утоляя духовный, идейный и художественный голод общением с выдающимися современниками и гениями минувших эпох, он утверждал, что именно еда - пробный камень для любой философии, а истинно то, что испробовано на зуб.

«Что я ем - знаю, что делаю - нет» - говоря так, художник вряд ли лукавил. Он признавался, что предъявляет всему, что попадает в его тарелку, «высочайший нравственный и эстетический счет»: «Я ем только то, что держит форму. Все прочее мой разум отвергает. В том числе шпинат - траву, подобную свободе, вялую, без костей». По его мнению, лучшее в шпинате и единственно съедобное - это песок.

Что ж, наблюдение вполне в его стиле. Желание удивлять, огорошивать, морочить голову, водить за нос, а еще лучше - шокировать и вводить в ступор во что бы то ни стало, любой ценой и любыми средствами оставило Дали разве что на смертном одре. Из поздних заявлений: «Вот уже пятьдесят лет я развлекаю человечество». Все на продажу! Все для рекламы! Популярности не может быть много! Одна из характерных записей его дневника: «Дон Сальвадор, на сцену!» - «Дон Сальвадор всегда на сцене!»

Не тот сорт!

...Знакомый артист со ссылкой на кинорежиссера Элема Климова, свидетеля этой сцены, рассказывал мне, как где-то за границей (в СССР Дали, имевший русскую жену, не был ни разу), на званом приеме вдруг объявили, что сейчас приедет дон Сальвадор и будет ваять прямо на ваших глазах.

Сальвадор Дали Натюрморт с морским ежом
Сальвадор Дали Натюрморт с морским ежом

Светская публика необычайно оживилась. Но оказалось, что в качестве материала для скульптуры мэтр захотел жевательную резинку. Всем - аристократам, кинозвездам, политикам, миллионерам - раздали жвачку, и полчаса бомонд ходил и послушно жевал, предвкушая встречу с великим старцем. Наконец весь этот chewing gum изъяли и сложили на одном большом блюде. Грянула музыка, в зал торжественно ввели Дали. Он осмотрел гору жвачки, ковырнул ее ногтем и изрек: «Не тот сорт!»

И удалился с высоко поднятой головой... Разумеется, завтраки, обеды и ужины, как и званые приемы с его участием, нередко становились бенефисами Дали, one man show, театром одного актера. За столом он не брезговал ничем: мог посплетничать о соседях, рассказать или с радостью послушать скабрезный анекдот, а то и испортить присутствующим аппетит каким-нибудь неподобающим замечанием. В общем, как заметила одна из современниц, «он никогда не принадлежал к числу людей, легких для окружающих».

В своих мемуарах «Le Dali d'Amanda» (в русском переводе «Дали глазами Аманды») его подруга Лир так пишет о первом их совместном ужине в фешенебельном парижском ресторане «У Лассера» осенью 1965 года: «Я с аппетитом принялась за поданного мне ортолана - вообще эта птичка называется садовой овсянкой, и она пришлась мне весьма по вкусу. Но тут Дали начал рассказывать, как им свертывают шею, чтобы мясо было нежнее. Описание подобных жестокостей доставляло ему явное наслаждение».

По наблюдению Аманды, Дали предпочитал шикарные и претенциозные рестораны для снобов, где «официанты были наряжены в блекло-розовые ливреи с кружевными жабо и старались перещеголять друг друга в пошлости и безвкусице». Дали не был бы художником, если б не обращал внимание на интерьеры ресторанов: парижский погребок «Анизтье дю Руа» на острове Сите он любил за средневековое убранство. Дали не был бы поэтом, если б не обращал внимание на названия блюд, десерт «Королевский лебедь» будет заказан именно по этой причине.

Я - камамбер!

Его экстравагантные выходки и причуды (ну кто еще шествовал по Парижу во главе процессии, несущей 15-метровый батон, или приезжал в Сорбонну читать лекцию на роллс-ройсе, забитом кочанами цветной капусты!) объясняли робостью и комплексами. Его эпатаж называли панцирем, а его постоянную спутницу, трость (якобы принадлежала самой Саре Бернар) - всего лишь способом защиты от жестокого мира. Как и торчащие к небу усы-антенны.

По поводу известных всему миру усов - что он такое делает, чтобы они стояли вертикально? - Дали расспрашивали всегда и всюду. Он отвечал просто: финики. «На десерт я прошу подать мне финики, съедаю их и, прежде чем омыть пальцы в чашке, легонько провожу ими по усам. Этого оказывается вполне достаточно, чтобы усы стояли торчком». Когда спрашивавший (как правило, это дама) собирался перейти к новой теме, Дали вспоминал про еще одно преимущество фиников: в них есть сахар, который приманивает мух, а он обожает быть облепленным мухами. Правда, только чистенькими и жизнерадостными: «Я не переношу грязных городских и даже деревенских мух с раздувшимися брюшками цвета желтого майонеза».

В книгах Дали и в его фразах, сохраненных мемуаристами, масса съедобных сравнений и метафор. Треск проигрывателя напоминает ему потрескивание жарящихся в масле сардин, Нью-Йорк - громадную готическую глыбу сыра рокфор, а собор Парижской Богоматери - «куриный скелетик».

Свою жену Галу, урожденную Галиной Дмитриевной Дьяконовой, надменную и деловую, Дали называл ласково olivona, что по-испански «оливка». Еще он сравнивал ее, музу и домашнего тирана (она была старше на десять лет), с пчелкой: «Прилетит, укусит и умчится прочь». О себе, гениальном, говорил так: «В искусстве я нечто вроде сыра камамбер: чуть переберешь и все». А художника Энди Уорхола, который многому научился у Дали в плане самопиара, обзывал «тресковым филе».

Страстно любивший деньги, носивший клеймо человека алчного, об экономике он судил так: «Если в стране нет по меньшей мере пятидесяти сортов сыра и хорошего вина, значит, страна дошла до ручки».

Сахарные сосиски

Сальвадор Дали Ловля тунца
Сальвадор Дали Ловля тунца

Его детской мечте стать «кухаркой» не суждено было сбыться. Но Дали считал, что искусство повара и художника схожи: «Чтобы приготовить великолепное блюдо, нужно немножко того, немножко этого, нужно попробовать, добавить, подправить - так и достигается искомый вкус. Очень похоже на то, что делает художник».

Он утверждал, что американская кухня ужасна: «В США в поварском деле нет эстетического смысла. Там просто варят в кастрюле необходимые компоненты». И делал вывод: там, где плохо с кухней, плохо и с живописью.

Обладая изощренной фантазией и бытовой непрактичностью, готовить он не умел. В родной Испании, в его причудливом доме в бухте Порт-Льигат, на то имелась стряпуха Пакита, а в Париже и Нью-Йорке, между которыми он делил значительную часть жизни, мэтр был завсегдатаем дорогих ресторанов.

Но он оставил свой след в гастрономии, проиллюстрировав однажды поваренную книгу. Разумеется, она отличалась от прочих экстравагантностью и замысловатостью рецептов.

А еще он составил свое меню. В каталонском Фигерасе, на родине художника, где его имя вот уже много лет - неиссякаемый родник дохода, вам предложат продегустировать «далинианское меню». Что в нем правда, а что фантазия рестораторов, сказать сложно: жизнь Дали была полна тайн и мистификаций. Если верить Луису Дюрану, владельцу любимого отеля-ресторана Дали, их земляк предпочитал простые каталонские блюда: бараньи ребра, крестьянский суп из трав, щечки теленка, рыбу. «Сладкого он не ел, разве что свои сахарные сосиски». В этом кулинарном изобретении Дали фарш смешан с сахаром, сверху сосиска полита джемом. Мало кто способен осилить такое кушанье до конца...

Еще один рецепт, необычный, как сахарные сосиски: «На закуску после колбасы был подан шедевр поварихи Пакиты - омар в шоколаде. Дали знал, какое изумление вызывает у гостей это блюдо, и заказывал его всякий раз, когда хотел поразить в самое сердце какого-нибудь новобранца». Под «новобранцем» подразумевался новый гость. Кстати, на десерт в тот вечер
подавали... «Руку цыганки». Так - brazo de gitana - называется сдобный рулет с ванильным кремом.

Что еще любил мэтр? Информация из первых рук. «Морские ежи с хлебом и сливочным маслом - это завтрак, достойный олимпийских богов!» Черная икра - влияние русской жены... Чесночный суп - его Дали попросил даже незадолго до смерти, когда его уже кормили через зонд...

Аманда Лир рассказывает, как в Лионе Дали повел ее в ресторан «У матушки Пи»: «Он съел целое блюдо посыпанных зеленью раков. Он вообще питал слабость к кушаньям такого рода и не упускал случая упомянуть о раке как о замечательном существе, к тому же приятном на вкус». Дали не курил, не пил ни вина, ни кофе, предпочитая минеральную воду и розовое шампанское.

...В 2004 году, когда праздновалось столетие со дня рождения художника, мясники Фигераса соорудили необыкновенную свиную колбасу. Над шедевром потели 50 человек. Длина ее оказалась 850 метров, а вес ровно тонна. Король эпатажа был бы очень доволен таким подарком...