...ах, Алесандр Сергеевич, милый...

ИСТОРИЯ СЕЛА ГОРЮХИНА (избранное)БАСНОСЛОВНЫЕ ВРЕМЕНА
СТАРОСТА ТРИФОН
Образ правления в Горюхине
несколько раз изменялся. Оно попеременно
находилось под властию старшин,
выбранных
миром, приказчиков, назначенных помещиком,
и наконец непосредственно под рукою
самих помещиков.
Выгоды и невыгоды сих
различных образов правления будут
развиты мною в течение моего повествования.

Основание Горюхина и
первоначальное население оного покрыто
мраком неизвестности. Темные предания
гласят,
что некогда Горюхино было село
богатое и обширное, что все жители оного
были зажиточны, что оброк собирали
единожды
в год и отсылали неведомо кому
на нескольких возах. В то время всё
покупали дешево, а дорого продавали.
Приказчиков не существовало, старосты
никого не обижали, обитатели работали
мало, а жили припеваючи,
и пастухи
стерегли стадо в сапогах. Мы не должны
обольщаться сею очаровательною картиною.

Мысль о золотом веке сродна всем народам
и доказывает только, что люди никогда
не довольны настоящим и,
по опыту имея
мало надежды на будущее, украшают
невозвратимое минувшее всеми цветами
своего воображения. Вот что достоверно:

Село Горюхино издревле
принадлежало знаменитому роду Белкиных.
Но предки мои, владея многими другими
отчинами,
не обращали внимания на сию
отдаленную страну. Горюхино платило
малую дань и управлялось старшинами,
избираемыми народом на вече, мирскою
сходкою называемом.

Но в течение времени родовые
владения Белкиных раздробились и пришли
в упадок.
Обедневшие внуки богатого
деда не могли отвыкнуть от роскошных
своих привычек и
требовали прежнего
полного дохода от имения, в десять крат
уже уменьшившегося.
Грозные предписания
следовали одно за другим. Староста читал
их на вече;
старшины витийствовали, мир
волновался, — а господа, вместо двойного
оброку,
получали лукавые отговорки и
смиренные жалобы, писанные на засаленной
бумаге и запечатанные грошом.

Мрачная туча висела над
Горюхиным, а никто об ней и не помышлял.
В последний год властвования Трифона,
последнего старосты, народом избранного,

в самый день храмового праздника, когда
весь народ шумно окружал увеселительное
здание
(кабаком в просторечии именуемое)
или бродил по улицам, обнявшись между
собою и
громко воспевая песни Архипа
Лысого, въехала в село плетеная крытая
бричка,

заложенная парою кляч едва живых; на
козлах сидел оборванный жид, а из брички
высунулась голова в картузе и

казалось, с любопытством смотрела на
веселящийся народ.
Жители встретили
повозку смехом и грубыми насмешками.
(NВ. Свернув трубкою воскраия одежд,
безумцы глумились над
еврейским возницею
и восклицали смехотворно: «Жид, жид, ешь
свиное ухо!..»
— Летопись горюхинского
дьячка.) Но сколь изумились они, когда
бричка остановилась посреди села и
когда приезжий, выпрыгнув из нее,
повелительным голосом потребовал
старосты Трифона.
Сей сановник находился
в увеселительном здании, откуда двое
старшин почтительно вывели его под
руки.
Незнакомец, посмотрев на него
грозно, подал ему письмо и велел читать
оное немедленно.
Старосты горюхинские
имели обыкновение никогда ничего сами
не читать. Староста был неграмотен.
Послали за земским Авдеем. Его нашли
неподалеку, спящего в переулке под
забором, и привели незнакомцу.
Но по
приводе или от внезапного испуга, или
от горестного предчувствия, буквы
письма, четко написанного,
показались
ему отуманенными, и он не был в состоянии
их разобрать.
Незнакомец, с ужасными
проклятиями отослал спать старосту
Трифона и земского Авдея,
отложил чтение
письма до завтрашнего дня и пошел в
приказную избу, куда жид понес за ним и
его маленький чемодан.

Горюхинцы с безмолвным
изумлением смотрели на сие необыкновенное
происшествие,
но вскоре бричка, жид и
незнакомец были забыты. День кончился
шумно и весело — и Горюхино заснуло, не
предвидя, что ожидало его.

С восходом утреннего солнца
жители были пробуждены стуком в окошки
и призыванием на мирскую сходку.
Граждане
один за другим явились на двор приказной
избы, служивший вечевою площадию.
Глаза
их были мутны и красны, лица опухлы; они,
зевая и почесываясь, смотрели на человека
в картузе,
в старом голубом кафтане,
важно стоявшего на крыльце приказной
избы, — и старались припомнить себе
черты его,
когда-то ими виденные. Староста
Трифон и земский Авдей стояли подле
него
без шапки с видом подобострастия
и глубокой горести. «Все ли здесь?» —
спросил незнакомец. «Все ли-ста здесь?»
— повторил староста.
«Все-ста», —
отвечали граждане. Тогда староста
объявил, что от барина получена грамота,
и приказал земскому прочесть ее во
услышание мира.
Авдей выступил и
громогласно прочел следующее. (NВ.
«Грамоту грозновещую сию списах я у
Трифона старосты,
у него же хранилася
она в кивоте вместе с другими памятниками
владычества его над Горюхиным». Я не
мог сам отыскать сего любопытного
письма.)

Трифон Иванов!

Вручитель письма сего,
поверенный мой **, едет в отчину мою село
Горюхино для поступления в управление
оного.
Немедленно по его прибытию собрать
мужиков и объявить им мою барскую волю,
а именно:
Приказаний поверенного моего
** им, мужикам, слушаться, как моих
собственных. А все, чего он ни потребует,
исполнять беспрекословно, в противном
случае имеет он ** поступать с ними со
всевозможною строгостию.
К сему понудило
меня их бессовестное непослушание, и
твое, Трифон Иванов, плутовское потворство.

Подписано NN.

Тогда **, растопыря ноги
наподобие буквы хера и подбочась
наподобие ферта, произнес следующую
краткую и
выразительную речь: «Смотрите
ж вы у меня, не очень умничайте; вы, я
знаю, народ избалованный,
да я выбью
дурь из ваших голов небось скорее
вчерашнего хмеля». Хмеля ни в одной
голове уже не было.
Горюхинцы, как громом
пораженные, повесили носы — и с ужасом
разошлись по домам.
Остальное рекомендуется к самостоятельному прочтению. Думать не надо. Подозревать Пушкина в троллинге -на ваше усмотрение.