ДЕВОЧКА-ЗЛОВика родилась 20 августа в десять минут шестого утра года одна тысяча девятьсот восемьдесят пятого, и в это же время на Таймыре пошёл первый в этом году снег. Старая бабка новорожденной девочки, наследственная колдунья и ведьма, осклабилась беззубым ртом, развела костёр в чуме, и прихлебнув свежего чифира со спиртом, громко объявила на всё стойбище:
- Эта девочка благословлена силами Тьмы и Ночи, каждый год в её день рожденья будет идти первый снег.
Аборигены расслаблено выдохнули. Обычно старая ведьма делала более страшные заявления, поэтому её все боялись и опасались, когда она выползала прихрамывая из своего чума, чтобы что-то сказать. А снег - снег на Таймыре никого не пугал. Подумаешь, невидаль.
Оглядев толпу, бабка-колдунья услышала шелест расслабленных выдохов и, не удержавшись ввиду своей тёмной натуры, злорадно добавила:
- А у Чумбамбековых сегодня сдохнет три оленя.
Чумбамбеков-старший досадливо споюнул. Мать и жена Чумбамбековы тихонько заплакали, а дети их завыли в голос. Старая ведьма довольно слезла с камня и ушла в свой чум.
Вика росла. Прогнозы её бабки-колдуньи ежегодно сбывались: первый снег не уставал каждый год объявляться двадцатого августа прямо под утро. А у Чумбамбековых в этот день подыхало три оленя. Жители стойбища на снег внимания своего не обращали, а вот над несчастными Чумбамбековыми ржали. Вот такие жестокие люди чукчи. Чумбамбековы же в этот день плакали всей семьёй.
В 1990-ом, отметив 120-летие, старая ведьма сдохла, подвернув ногу, когда собирала ягель для колдовского отвара. Население Таймыра выдохнуло с большим облегчением: всё, подумали они, не будет больше проклятий! Каково же было их удивление, когда в следующий день рождения Вики снова пошёл снег и у Чумбамбековых сдохло три оленя.
К этому времени СССР развалился, а Таймыр объявил себе и всем вокруг сплошной свой суверенитет. Чумбамбекова-старшего избрали президентом племени. Наделившись властью, глава местных оленеводов влез на камень-трибуну и сказал:
- Пора отделаться от наследия тёмного прошлого. Пора изгнать аватар-несчастья Вику, однако.
Таймырские чукчи - народ податливый и незлобный, поэтому спорить с законной властью не стали, хотя и очень жалели девочку. Мать её, померев родами, оставила Вику сиротой, а отец её утонул ещё за три года до рождения своего ребенка. Вика жила в чуме своей бабки колдуньи и питалась тем, что ей приносили одностойбищане из страха перед тёмными силами. Собрав шубку из нерпы в рюкзак, Вику обмазали китовым жиром и отправили в детский дом города Сызрань.
На следующий год в Поволжье случилось страшное происшествие и природный катаклизм: первый снег выпал 20-го августа. Директор детского дома, по совместительству парапсихолог и экстрасенс, сразу провёл параллели между появлением девочки с Севера и аномалией. Сидя у себя в кабинете, он смотрел в окно на падающие хлопья снега и рассуждал вслух:
– Глаза у неё нехорошие: узкие. И смотрит она с косоглазием. Брови - сросшиеся, ноги - кривые. Как пить дать, ведьма.
Оторвавшись от размышлений, директор решительно открыл личное дело Вики и записал печатными буквами для понятности: на девочку наложено проклятие в виде первого снега. После этого он созвонился с Ташкентом и договорился отправить ребёнка в их детский дом.
Так начались странствия Вики. Снег преследовал её всюду, а запись в личном деле объясняла директорам детдомов, в чём заключалась причина. Каждый сентябрь девочка встречала в новом городе, пока не оказалась снова на Севере, в городе атомной станции на Чукотке Билибино. Местный директор поржал вслух, читая личное дело:
- А у нас снег не тает, нам похую!
Действительно, за Полярным кругом снег лежал вечной мерзлотой, и тут было не поймёшь, идёт этот снег первым или сто тридцать седьмым.
Двадцатого августа, по обыкновению, проклятие бабки-колдуньи захотелось сбыться, но едва начавшись, снег прекратился. Стартовые условия были однозначны - снег должен быть первым. Задумавшись, проклятие вошло в противоречие само с собой, но оценив сложившееся положение дел, оно нашло выход: чтобы снег был первым, необходимо предварительно растаять весь предыдущий.
Почва вокруг промёрзла на несколько метров вглубь. С каждым годом Проклятие старой бабки, чтобы сбыться, начинало давить летом всё раньше и раньше. Дошло до того, что учёные забили тревогу: с чем связана аномалия и назвали её глобальным потеплением.
Пока наука искала причину в антропогенном факторе, руководители стран подписывали Киотские протоколы, девочка Вика выросла, устроилась работать в Заполярье и накопила денег. Теперь она печально сидела возле окна, смотрела на зеленеющую лужайку и однажды вечером решила:
- А не поехать ли мне в экспедицию на Южный полюс? Деньгов-то много!
Проклятие обезумевшей бабки, наблюдая за девушкой через энергетические миры, вздрогнуло, представив, сколько километров льда придётся ему растопить. Но для него, для этой неебической магической силы, не было ничего невозможного, как известно. Маленькая кудрявая женщина-оператор туристического агенства, выписав Вике путёвку на Южный полюс, подписала, сама того не ведая, приговор всему человечеству. Оленевод Чумбамбеков икнул во сне.
"Щастье с рассудком несовместны."
Нидерландцев жалко...
Нидерландцев жалко...
Нидерландцев жалко...
Вот не догадался за день до контрольного момента дарить своих оленей соседу - а после принимать подарок обратно.
Вот не догадался за день до контрольного момента дарить своих оленей соседу - а после принимать подарок обратно.
Любимый привёз меня в испанскую деревушку на побережье Атлантики. Брачную ночь мы провели на яхте. Точнее под ней. В железной клетке с толстыми прутьями. Из одежды на нас были только акваланги и ласты. Течение мягко колыхало его яйца. В общем, было вполне романтично, если бы не огромные серые тени акул вдалеке. После непродолжительной прелюдии любимый нагнул меня раком, жестами показал ухватиться за железную перекладину в центре клетки и начал взлом целки. Его х-й медленно и торжественно, как похоронная процессия, проникал в меня. Я почувствовала, как внутри пи--ы что-то натянулось, он подался назад, а потом резким толчком засадил по самые яйца. Яркая вспышка боли сменилась не менее ярким удовольствием, когда он начал плавно двигаться. В районе наших бёдер расплывалось в воде маленькое облачко крови и далёкие серые тени заинтересованно двинулись в нашу сторону… Сочетание страха и сексуального возбуждения вызвало резкий выброс адреналина, меня начало потряхивать. Одна из тварей подплыла вплотную к клетке и начала наворачивать вокруг нас круги. Темп фрикций нарастал, акула, словно подстраиваясь под наш ритм, всё быстрее и быстрее водила вокруг нас свой хоровод, постепенно сужая круги. Внутри меня начала подниматься предоргазменная волна вместе с паникой. И тут эта зверюга попыталась просунуть морду между прутьями клетки прямо перед моим лицом. На расстоянии вытянутой руки я видела красноватые лохмотья её предыдущей трапезы, застрявшие между жуткими зубами.
А любимый продолжал наяривать в темпе отбойного молотка, с каждым толчком подталкивая мою голову к страшной пасти и назад. Акула, как собака, которую дразнят сосиской, щёлкала зубами, но "видит око, да зуб неймет". Видимо она поняла, что останется сегодня без десерта в виде моей головы и уставилась на меня своим мёртвым, гипнотизирующим взглядом, в котором читался печальный укор. Потом она в последний раз клацнула челюстями и как-то похабно моргнула. Я почему-то вспомнила "А акула-каракула, правым глазом подмигнула" и тут же бурно кончила и, кажется, обосралась. А может и нет. Не помню.
(с)
Любимый привёз меня в испанскую деревушку на побережье Атлантики. Брачную ночь мы провели на яхте. Точнее под ней. В железной клетке с толстыми прутьями. Из одежды на нас были только акваланги и ласты. Течение мягко колыхало его яйца. В общем, было вполне романтично, если бы не огромные серые тени акул вдалеке. После непродолжительной прелюдии любимый нагнул меня раком, жестами показал ухватиться за железную перекладину в центре клетки и начал взлом целки. Его х-й медленно и торжественно, как похоронная процессия, проникал в меня. Я почувствовала, как внутри пи--ы что-то натянулось, он подался назад, а потом резким толчком засадил по самые яйца. Яркая вспышка боли сменилась не менее ярким удовольствием, когда он начал плавно двигаться. В районе наших бёдер расплывалось в воде маленькое облачко крови и далёкие серые тени заинтересованно двинулись в нашу сторону… Сочетание страха и сексуального возбуждения вызвало резкий выброс адреналина, меня начало потряхивать. Одна из тварей подплыла вплотную к клетке и начала наворачивать вокруг нас круги. Темп фрикций нарастал, акула, словно подстраиваясь под наш ритм, всё быстрее и быстрее водила вокруг нас свой хоровод, постепенно сужая круги. Внутри меня начала подниматься предоргазменная волна вместе с паникой. И тут эта зверюга попыталась просунуть морду между прутьями клетки прямо перед моим лицом. На расстоянии вытянутой руки я видела красноватые лохмотья её предыдущей трапезы, застрявшие между жуткими зубами.
А любимый продолжал наяривать в темпе отбойного молотка, с каждым толчком подталкивая мою голову к страшной пасти и назад. Акула, как собака, которую дразнят сосиской, щёлкала зубами, но "видит око, да зуб неймет". Видимо она поняла, что останется сегодня без десерта в виде моей головы и уставилась на меня своим мёртвым, гипнотизирующим взглядом, в котором читался печальный укор. Потом она в последний раз клацнула челюстями и как-то похабно моргнула. Я почему-то вспомнила "А акула-каракула, правым глазом подмигнула" и тут же бурно кончила и, кажется, обосралась. А может и нет. Не помню.
(с)
Любимый привёз меня в испанскую деревушку на побережье Атлантики. Брачную ночь мы провели на яхте. Точнее под ней. В железной клетке с толстыми прутьями. Из одежды на нас были только акваланги и ласты. Течение мягко колыхало его яйца. В общем, было вполне романтично, если бы не огромные серые тени акул вдалеке. После непродолжительной прелюдии любимый нагнул меня раком, жестами показал ухватиться за железную перекладину в центре клетки и начал взлом целки. Его х-й медленно и торжественно, как похоронная процессия, проникал в меня. Я почувствовала, как внутри пи--ы что-то натянулось, он подался назад, а потом резким толчком засадил по самые яйца. Яркая вспышка боли сменилась не менее ярким удовольствием, когда он начал плавно двигаться. В районе наших бёдер расплывалось в воде маленькое облачко крови и далёкие серые тени заинтересованно двинулись в нашу сторону… Сочетание страха и сексуального возбуждения вызвало резкий выброс адреналина, меня начало потряхивать. Одна из тварей подплыла вплотную к клетке и начала наворачивать вокруг нас круги. Темп фрикций нарастал, акула, словно подстраиваясь под наш ритм, всё быстрее и быстрее водила вокруг нас свой хоровод, постепенно сужая круги. Внутри меня начала подниматься предоргазменная волна вместе с паникой. И тут эта зверюга попыталась просунуть морду между прутьями клетки прямо перед моим лицом. На расстоянии вытянутой руки я видела красноватые лохмотья её предыдущей трапезы, застрявшие между жуткими зубами.
А любимый продолжал наяривать в темпе отбойного молотка, с каждым толчком подталкивая мою голову к страшной пасти и назад. Акула, как собака, которую дразнят сосиской, щёлкала зубами, но "видит око, да зуб неймет". Видимо она поняла, что останется сегодня без десерта в виде моей головы и уставилась на меня своим мёртвым, гипнотизирующим взглядом, в котором читался печальный укор. Потом она в последний раз клацнула челюстями и как-то похабно моргнула. Я почему-то вспомнила "А акула-каракула, правым глазом подмигнула" и тут же бурно кончила и, кажется, обосралась. А может и нет. Не помню.
(с)