Мои отношения со свекром

Родители мужа очень тепло меня приняли. Мы даже квартиру снимали в одном доме с его мамой и отцом, чтобы быть к ним поближе. И мне это даже нравилось. Я долго не находила ничего странного в том, что мы обнимаемся и целуемся в щечку при встрече и прощании – это же так естественно! Но потом все чаще стала замечать, что свекр во время объятий кладет руку мне на грудь. Я придумывала себе разные объяснения: он уже старенький, в свои 72 года он воспринимает меня как ребенка и поэтому просто не обращает внимания на подобные мелочи. Или: наверное, у меня слишком толстая куртка, поэтому он не понимает, что его рука где-то не там.Как-то я заскочила к родителям мужа, чтобы распечатать дипломную работу, у нас дома сломался принтер. Распечатала, выпили чаю, и свекр пошел провожать меня к лифту. Там все и случилось: сначала он приобнял меня, как обычно, на прощание, а потом внезапно прижал к стенке и начал откровенно ощупывать. Я была в таком шоке от происходящего, что просто застыла с идиотской приветливой улыбкой. Оцепенела. Мне сложно сказать, сколько это продолжалось, наверное, недолго: мы же были в подъезде, за дверью квартиры оставалась его жена… Для меня все было как в замедленной съемке, и, главное, я просто не могла пошевелиться. В какой-то момент мне все же удалось то ли всхлипнуть, то ли пискнуть, в общем, он меня отпустил, и я, как зомби, пошла домой.
Там – сразу в ванную. Посмотрела в зеркало и поразилась отражению: та же улыбка и весело поднятые брови – мышцы свело, я ничего не могла сделать со своим лицом. Залезла в душ, стала поливать лицо водой, терла кожу, надеясь смыть эту идиотскую улыбку, заставить мышцы расслабиться.
Вечером обо всем рассказала мужу. Он ужаснулся, посочувствовал, извинился за отца… и ничего не сделал. А главное – продолжал ходить к родителям в гости и приглашать их к нам, рассказывать знакомым про своего блистательного папу, которого просто боготворил.
Я стала бояться выходить из дома, ездить в лифте, я приходила в ужас от одной мысли, что снова встречусь со свекром наедине. Я умирала от ужаса и стыда. Со временем этот постоянный страх и ощущение беззащитности сделали меня совершенно больной. Утром я не могла оторвать голову от подушки, засыпала на работе, вздрагивала от любого внезапного шума или движения… И я поняла, что с этим что-то нужно делать.
Психолога мне посоветовал друг-терапевт, которому я рассказала о произошедшем. Объяснил, что во время стресса организм выделяет несколько разных гормонов адреналинового ряда, позволявших нашим предкам адекватно реагировать на опасность: устрашающе кричать, бить или бежать со всех ног. Современный человек обычно не делает ни первого, ни второго, ни третьего. Весь этот адреналин остается в крови и в мышцах, нерастраченная ответная агрессия пожирает тело изнутри, что приводит к массе не самых приятных последствий.
Поэтому во время сеансов мы с доктором прислушивались к моим внутренним физическим ощущениям, я описывала их, вытаскивала наружу. Пыталась понять, что со мной происходит в то время, когда я вспоминаю тот эпизод. На сеансах со мной случались очень странные вещи: меня вдруг начинало морозить и трясти крупной дрожью, я внезапно краснела, ручьями лил пот. Я плакала, истерически хохотала – терапевт говорил, что это правильно, я таким образом выпускаю накопленные эмоции. Мне и правда становилось легче после сеансов.
Доктор сказал мне, что подобная реакция на насилие свойственна многим женщинам. Нам c детства внушают, что нужно быть милыми и приятными, и не учат бить в ответ, даже словами.
Поэтому терапевт просил меня представить другую реакцию на агрессию. Спрашивал, что я чувствую, когда воображаю, что бью нападающего в ответ, отталкиваю его, кричу. Я ощущала вакуум в желудке, тяжесть во всех конечностях, и мое лицо снова принимало идиотское дружелюбное выражение.
Так продолжалось снова и снова, до тех пор пока внезапно вместо оцепенения я не почувствовала дикую ярость. Захотелось бить и крушить все вокруг! В тот период я несколько раз нападала на мужчин в метро: стоило кому-то не уступить место беременной или толкнуть старушку, как я бросалась в бой, – вся накопленная за предыдущие годы злость вырывалась наружу, я ничего не могла с ней поделать. Мы даже работали на сеансах над тем, чтобы научиться сдерживать этот поток, как-то управлять им.
Но это не касалось фантазий. Часто доктор просил представить, как я делаю со свекром все то, чего мне в тот период хотелось. Я воображала его в яме, из которой он пытается выбраться, а я стою сверху и бью, бью его лопатой, он падает и карабкается снова, а я снова бью – до тех пор, пока организм не говорит мне: стоп, хватит, так нельзя. И в какой-то момент я почувствовала, что мне уже не хочется его бить, уже нет смысла его бояться: это просто старый человек с проблемами, которые мало меня касаются.
…Через пару месяцев, столкнувшись со свекром в подъезде, я уже совершенно спокойно зашла с ним в лифт, посмотрела ему в глаза и сказала, что было бы правильнее извиниться – если не передо мной, то хотя бы перед женой и сыном. Он смутился и без слов вышел из лифта. А я внезапно ощутила, что весь мой страх ушел.
А с мужем мы вскоре развелись, и у меня началась совершенно другая история, очень счастливая.

Зачем же столько негатива, дорогие мои?!