Френсису несколько лет за двадцать,
он симпатичен и вечно пьян.
Любит с иголочки одеваться,
жаждет уехать за океан.
Френсис не знает ни в чем границы:
девочки, покер и алкоголь…
Френсис оказывается в больнице: недомоганье, одышка, боль.
Доктор оценивает цвет кожи, меряет пульс на запястье руки, слушает
легкие, сердце тоже, смотрит на ногти и на белки. Доктор вздыхает:
«Какая жалость!». Френсису ясно, он не дурак, в общем, недолго ему
осталось – там то ли сифилис, то ли рак.
Месяца три, может, пять – не боле. Если на море – возможно, шесть. Скоро
придется ему от боли что-нибудь вкалывать или есть. Френсис кивает,
берет бумажку с мелко расписанною бедой. Доктор за дверью вздыхает тяжко
– жаль пациента, такой молодой!
Вот и начало житейской драме. Лишь заплатив за визит врачу, Френсис с
улыбкой приходит к маме: «Мама, я мир увидать хочу. Лоск городской
надоел мне слишком, мне бы в Камбоджу, Вьетнам, Непал… Мам, ты же
помнишь, еще мальчишкой о путешествиях я мечтал».
Мама седая, вздохнув украдкой, смотрит на Френсиса сквозь лорнет:
«Милый, конечно же, все в порядке, ну, поезжай, почему бы нет! Я
ежедневно молиться буду, Френсис, сынок ненаглядный мой, не забывай мне
писать оттуда, и возвращайся скорей домой».
Дав обещание старой маме письма писать много-много лет, Френсис берет
саквояж с вещами и на корабль берет билет. Матушка пусть не узнает горя,
думает Френсис, на борт взойдя.
Время уходит. Корабль в море, над головой пелена дождя.
За океаном – навеки лето. Чтоб избежать суеты мирской, Френсис себе дом
снимает где-то, где шум прибоя и бриз морской. Вот, вытирая виски от
влаги, сев на веранде за стол-бюро, он достает чистый лист бумаги, также
чернильницу и перо. Приступы боли скрутили снова. Ночью, видать, не
заснет совсем. «Матушка, здравствуй. Жива? Здорова? Я как обычно –
доволен всем».
Ночью от боли и впрямь не спится. Френсис, накинув халат, встает, снова
пьет воду – и пишет письма, пишет на множество лет вперед. Про
путешествия, горы, страны, встречи, разлуки и города, вкус молока,
аромат шафрана… Просто и весело. Как всегда.
Матушка, письма читая, плачет, слезы по белым текут листам: «Френсис,
родной, мой любимый мальчик, как хорошо, что ты счастлив там». Он от
инъекций давно зависим, адская боль – покидать постель. Но ежедневно –
по десять писем, десять историй на пять недель. Почерк неровный – от
боли жуткой: «Мама, прости, нас трясет в пути!». Письма заканчивать
нужно шуткой; «я здесь женился опять почти»!
На берегу океана волны ловят с текущий с небес муссон. Френсису больше
не будет больно, Френсис глядит свой последний сон, в саван укутан,
обряжен в робу… Пахнет сандал за его спиной. Местный священник читает
гробу тихо напутствие в мир иной.
Смуглый слуга-азиат по средам, также по пятницам в два часа носит на
почту конверты с бредом, сотни рассказов от мертвеца. А через год –
никуда не деться, старость не радость, как говорят, мать умерла –
прихватило сердце.
Годы идут. Много лет подряд письма плывут из-за океана, словно надежда еще жива.
В сумке несет почтальон исправно
от никого никому слова.
(с)Не моё
но
осуждаю
димон ходи куда хочешь а деревню свана пошли на..
не обращай внимантя это не барышни это быдляк тупой
Сам сидит в окопе, о котлетосах мечтает.
А на российском форуме пакостит.
Как ты думаешь, что должны адекватные люди сделать ? В попку Иуд и убийц поцеловать? Нет уж, чего добивались, на то и нарвались! В реале и потрепать хорошенько могли б...
Как ты думаешь, что должны адекватные люди сделать ? В попку Иуд и убийц поцеловать? Нет уж, чего добивались, на то и нарвались! В реале и потрепать хорошенько могли б...
некроромантика ))
а я жду апокалипсис
к сентябрю обещали поставить))