Каменотёс с остервенением лупил молотком по расплющенному концу бронзового зубила, грязно ругаясь на своём индейском языке.
-Т-твою прародительницу! Что за жизнь-то такая?! И угораздило меня выучиться грамоте! А всё папаша, чтоб его десять крокодилов до конца времён жевали! «Учись, сынок! Станешь грамотным – все тебя будут уважать! Выбьешься в жрецы, будешь ходить в золоте, вкусно есть и дефлорировать прекрасных девственниц!» Ага, как же! Самого б его дефлорировать этим зубилом, в Кукулькана душу мать! Сиди вот теперь, как последний дурак и высекай этот долбанный календарь! Нет, ну все друзья – люди, как люди: грамоты не ведают, живут себе, пьют пульке из агавы, любят подруг… А тут – ну точно: горе от ума!
«Хрясь!»- зубило сломалось, и последний удар молотка пришёлся по пальцам, и без того порядком избитым.
-Ёханый бабуин!!! – возопил индеец, вскакивая и тряся окровавленной рукой. В ярости он швырнул молоток в каменную плиту,- Да идут они джунглями, эти ….. жрецы, эти…. камни, эта …. работа и… всё, хватит! К демонам такую жизнь! Пусть сами долбят свой календарь, а я пойду пить мескаль!
Через полчаса жрец храма Кетцалькоатля явился, чтобы проверить, как идёт работа. С удивлением он обнаружил отсутствие каменотёса на рабочем месте, сломанное зубило и брошенный молоток.
-Непорядок! – пробормотал священник и отправился искать работника.
К тому времени каменотёс успел уже принять средних размеров тыкву с мескалем и отдыхал в тени своей хижины, наполняя вечерний воздух алкогольными парами.
-Сын мой! – воззвал жрец,- Отчего ты лежишь праздно, не закончив работу, угодную богам?
-А-а, Святой Отец! – пьяно икнув, индеец помахал перевязанной рукой,- Такая вот хрень приключилась. Работать больше не могу – болею… Так что, теперь сами… сами…
-Накажи тебя Иштаб! – погрозил кулаком жрец вновь захрапевшему пьянчужке и побрёл обратно.
Вернувшись к каменному календарю, он нашёл глазами сломанное зубило и выщербленный молоток, задумался, покачивая головой… потом махнул рукой:
-А, какого, собственно… Оно мне надо? Вроде и так неплохо выглядит. Ну-ка, посмотрим – на чём он остановился… Та-ак… двадцать первое декабря… две тыщщи двенадцатый… Ну и хватит, пожалуй. В конце-то концов: кого эти камни будут волновать через столько лет!...