Дорогие пользователи! С 15 декабря Форум Леди закрыт для общения. Выражаем благодарность всем нашим пользователям, принимавшим участие в дискуссиях и горячих спорах. Редакция сосредоточится на выпуске увлекательных статей и новостей, которые вы сможете обсудить в комментариях. Не пропустите!

Сказка на ночь . ( пятая )

Был солнечный полдень.
— Ну?.. — спросил дракон.
— Нет. — убеждённо сказал рыцарь.
— Почему «нет»?.. — трёхсотлетняя жизнь приучила дракона быть недоверчивым.
— Потому что участники для этого состязания всю жизнь готовятся. Кто сухой мухоморный допинг принимает, кто камни каждый день поднимает, кто скакуна на бегу обгоняет. Одним словом — профессионалы.
— Дык и ты — не хрен с горы, а рыцарь. Вчера утром зарядку делал — я сам видел.
— Это была не зарядка. — рыцарь покраснел. — Это ко мне ночью под доспех клопы набились...
— Не принципиально. Устрашающе махать руками умеешь, а что от вашего брата ещё-то на турнире требуется?
— Ну, например, конь. Без него меня на ристалище никто не пустит.
— Да... Пожалуй, мы поторопились загнать твоего Росинанта в ломбард... — дракон ещё раз перечитал в конце объявления сумму, обещанную победителю турнира, и надолго задумался.
Пока крылатый ящер что-то сосредоточенно про себя прикидывал, рыцарь принялся прутиком чертить в дорожной пыли нечто кобылообразное. При этом напарник дракона не забывал уныло бормотать: «Если б я имел коня — это был бы номер. Если б конь имел меня — я б наверно...»
Что было бы, если б непарнокопытное создание поимело рыцаря, мир так и не узнал. Потому что в эту минуту дракон внезапно фыркнул и с прищуром посмотрел на своего спутника. Рыцаря передёрнуло. По своему опыту он уже знал, что вслед за подобным взглядом, у дракона появлялись идеи повышенной непредсказуемости и авантюрности. Самое малое, что за них можно было огрести, это сожжение живьём. Во время посажения на кол...
— Что есть конь? — спросил дракон.
— Ну... Животное такое... — рыцарь судорожно попытался понять, в чём подвох. — ...С четырьмя ногами и одним хвостом.
Дракон внимательно себя осмотрел:
— Сколько у меня ног?
— Четыре.
— А хвостов?
— Один.
— Вот! — дракон просиял.
— Нет-нет-нет... — рыцарь уже сообразил, к чему клонил напарник и поторопился внести ясность. — У коней ещё есть галоп, они едят овёс и умеют ржать.
Дракон с ухмылкой прошёлся перед рыцарем рысью, иноходью, карьером и наконец — галопом. С брезгливой миной сжевал придорожный куст. И заржал. Оглушающим басом...
Росший неподалёку могучий дуб рухнул в обморок.
—...И это — ваш КОНЬ?! — герольд у въезда на ристалище ошеломлённо разглядывал нечто гороподобное, по самые ноздри замотанное в разноцветную попону.
— А что? Разве, не видно? — откуда-то с вершины живой Джомолунгмы сварливо откликнулся рыцарь. — Четыре ноги, хвост... Умеет ржать, жрать овёс и скакать галопом. Если не верите — могу устроить тест—драйв.
— Да что вы, сэр, конечно верю... — герольд опасливо отодвинулся от курящихся дымом ноздрей мегалошадки. — ...Типичный конь, ага. Ти-пич-ней-ший! Что я, коней что ли не видел?
И герольд дал стрекача...

Турнир закончился к удивлению всех участвовавших сторон очень быстро.

...Навьюченный грудой чужих доспехов, дракон в лучах заходящего солнца напоминал кибитку цыган-сборщиков металлолома. Поверх трофеев сонно раскачивался в такт шагам своего «скакуна» рыцарь. Время от времени, он вяло пытался отгонять призовым золотым кубком нахальных комаров.

— «...Какой из тебя конь? — Не поверят!» — дракон передразнил рыцаря и довольно хрюкнул. — Я всегда говорил — главное в деле убеждения, это умение вживаться в образ... Помноженное на массу тела и толщину шкуры!
- Волк - Одиночка -
Тема закрытаТема в горячихТема скрыта
Комментарии
14
Кот в Сапоге (а.k.а. мур-мур)
хорошая сказка...
Щастье( Соня)
Привет, Волк
- Волк - Одиночка -В ответ на Щастье( Соня)
Щастье( Соня)
Привет, Волк
СсылкаПожаловаться
Прювет . Море фсё взбаламутила ?
Щастье( Соня)В ответ на - Волк - Одиночка -
- Волк - Одиночка -
Прювет . Море фсё взбаламутила ?
СсылкаПожаловаться
История переписки2
Неа, седня чистенько, тихо почти, фотку не вставляю, у тя комп тормозит все равно
- Волк - Одиночка -В ответ на Щастье( Соня)
Щастье( Соня)
Неа, седня чистенько, тихо почти, фотку не вставляю, у тя комп тормозит все равно
СсылкаПожаловаться
История переписки3
Спасибо за заботу .
- Волк - Одиночка -
Париж.

См. продыдущее сообщение (предыстория)
Парик
Эта грустная история началась в тот незабываемый день, когда моя подруга Сё-ма, с помощью гидропирита и нашатырного спирта попыталась сделать меня блондинкой, и одновременно лишить волос, что ей в общем-то удалось. В те да-лёкие девяностые дешевле было стать после облысения панком, чем купить па-рик. Парики, конечно, в продаже имелись. Полный Черкизовский рынок париков. Сделанных из чьей-то сивой мотни, и уложенных в причёску «Немытая овца». На-ощупь эти парики напоминали мёртвого ежа, да и выглядели примерно так же. Только непонятно почему стоили нормальных денег.
Нормальных денег у меня в шестнадцать лет не было. У меня и ненормальных-то не было. Родители меня обували-кормили, а на карман бабла не давали, спра-ведливо полагая, что я на эти деньги начну покупать дешёвое пиво и папиросы. Вернее, мама об этом только догадывалась. А папа знал это точно. Так что при-шлось мне пару лет ходить в рваных джинсах и в майке с Егором Летовым, и ждать пока отрастут волосы. Волосы – не хуй, отросли, конечно. Тут бы мне воз-радоваться, и начать любить и беречь свои волосы, ан нет.
Волосы, может, и отросли, но на мозг это не повлияло. Поэтому как только волосы начали собираться в тощий крысиный хвост – я вновь решила стать блондинкой. И на это раз без Сёминой помощи. Сёма в доме – это плохая примета. А я суе-верная.
Блондинкой я стала. В салоне красоты, под руками хорошего мастера, который сделал из меня мечту азербайджанца, и напомнил, чтобы через три недели я вновь пришла к нему на покраску отросших корней.
- Обязательно приду! – Заверила я мастера.
«А вот хуй я приду» - Подумала я через пять минут, расплачиваясь с администра-тором.
И не пришла. Потому что краситься я твёрдо решила бюджетно, дома, краской «Импрессия Плюс», в цвет «нордический блондин».
До того момента я не знала как выглядят нордические блондины, но после окра-ски своих волос я узнала каким цветом срут квакши. Нордическим блондином они срут. Серо-зелёно-поносным блондином. Результат меня не то, чтобы не удовле-творил… Совсем даже наоборот. Он меня вверг в пучину депрессии и суицида. И я, горестно и страшно завывая на весь дом, пугая маму-папу и старого волнистого попугая Сникерса, поползла звонить Сёме. Наплевав на суеверия.
Сёма прониклась моей проблемой, и уже через десять минут она раскладывала на моём столе мисочки, кисточки и тюбики. Мне было всё равно, что она со мной сделает. Цвет лягушачьего поноса, которым теперь отливал мой златокудрый во-лос, подавил мою волю и желание жить.
- Такое говно ничем не смоешь. – Успокаивала меня Сёма, взбивая в миске что-то очень похожее на нордического блондина. – Такое или налысо брить, или закра-шивать в чёрный цвет. Ты что выбираешь.
- Мне похуй. – Тихо ответила я, и всхлипнула. – Только не налысо.
- Тогда не смотри. – Сёма отвернула меня от зеркала.
Через час я стала цвета воронова крыла, если у ворон, конечно, бывают синие крылья с зелёным отливом. А ещё через два, при попытке расчесать волосы, они отвалились.
Вот и не верь после этого в приметы.
Порыдав ещё сутки, чем окончательно свела с ума старого Сникерса, я поехала на Черкизовский рынок за париком. За два года ассортимент париков не умень-шился, и даже цены на них стали на порядок ниже. Вот только выбор по-прежнему ограничивался моделями «Немытая овца» и «Гандон Эдита Пьеха». Я терзалась выбором часа два, пока ко мне подошло что-то маленькое и китайское, и не по-дёргало меня на куртку:
- Валёсики исесь? – Спросило маленькое и китайское, застенчиво поглаживая мой карман.
- Волосики ищу. – Подтвердила я, накрывая свой карман двумя руками. – Краси-вые волосики ищу. Не такие. – Я показала руками на свою голову. – И не такие. - Я обвела широким жестом половину Черкизовского рынка.
- Идём. – маленькое и китайское погладило мой второй карман, и потянуло меня за куртку. – Идём-идём.
И я пошла-пошла. Мимо развешанных на верёвке трусов-парашютов, мимо ог-ромных сатиновых лифчиков непонятного цвета, способных сделать импотентом даже кролика, и мимо цветастых халатов, украденных, судя по всему, из дома престарелых. Зачем я шла – не знаю. Маленькое и китайское внушало гипнотиче-ское доверие.
Мы долго пробирались между трусами, пока не очутились в каком-то туалете. Унитаза, правда, я не заметила, но воняло там изрядно. И не Шанелью.
«Тут меня и выебут щас» - промелькнула неоформившаяся мысль, и я сжала сфинктер.
- Валёсики! – Маленькое и китайское сунуло мне в руки рваный пакет, и потребо-вало: - Пицот тысь.
Пятьсот тыщ по тем временам равнялись половине зарплаты продавца бананов, коим я и являлась, и их было нестерпимо жалко. Но ещё жальче было маму, папу и Сникерса, которые уже поседели от моих горестных стонов, а Сникерс вообще перестал жрать и шевелиться. Ну и себя, конечно, тоже было жалко.
Я раскрыла пакет – и ахнула: парик стоил этих денег. Был он, конечно, искусст-венный, зато блондинистый, и длиной до талии.
- Зеркало есть? – Я завращала глазами и на губах моих выступила пена, а ма-ленькое и китайское определённо догадалось, что продешевило.
- Ня. – Мне протянули зеркало, и я, напялив парик, нервно осмотрела себя со всех сторон.
Русалка. Богиня. Афродита нахуй. И всего-то за пятьсот тысяч!
- Беру! – Я вручила грустному маленькому и китайскому требуемую сумму, и на какой-то подозрительной реактивной тяге рванула домой.

- Вот точно такую хуйню мы в семнадцать лет с корешем пропили… - Сказал мой папа, открыв дверь, и мгновенно оценив мою обновку. – Пили неделю. Дорогая вещь.
- Не обольщайся. – Я тряхнула искуственной гривой, и вошла в квартиру. – Пять-сот тыщ на Черкизоне.
- Два дня пить можно. – Папа закрыл за мной дверь. – И это под хорошую закуску.
Тем же вечером я забила стрелку с мальчиком Серёжей с Северного бульвара, и заставила его пригласить меня к себе в гости. Серёжа долго мялся, врал мне что-то про родителей, которые не уехали на дачу, но что-то подсказывало мне, что Серёжа врал, спасая своё тело от поругания. Поругала я Серёжу месяц назад, один-единственный раз, и толком ничего не помнила. Надо было освежить па-мять, и заодно показать ему как эффектно я буду смотреться с голой жопой, в об-рамлении златых кудрей.
Но Серёжа, в отличии от меня, видимо, хорошо запомнил тот один-единственный раз, и приглашать меня на свидание наотрез отказывался. Пришлось его пошан-тажировать и пригрозить предать публичной огласке размеры его половых орга-нов.
Про размеры я не помнила ровным счётом ничего, но этот шантаж всегда сраба-тывал. Сработал он и сейчас.
- Приезжай… - Зло выкрикнул в трубку Серёжа, и отсоединился.
- А вот и приеду. – Сказала я Сникерсу, и постучала пальцем по клетке, отчего по-пугай вдруг заорал, и выронил перо из жопы.
Ехать никуда было не нужно. Я вышла из дома, перешла дорогу, и через пять ми-нут уже звонила в дверь, номер которой был у меня записан на бумажке. Ибо на память я адреса тоже не помнила.
- А вот и я. – Улыбнулась я в приоткрывшуюся дверь. – Ты ничего такого не заме-чаешь?
Я начала трясти головой, и в шее что-то хрустноло.
- Замечаю. – Ответил из-за двери Серёжин голос. – Ты трезвая, вроде. Погоди, щас открою.
Судя по облегчению, сиявшему на Серёжином лице, он только что был в туалете. Либо… Либо я даже не знаю что и думать.
- Чай будешь? – Серёжа стоял возле меня с тапками в руках, и определённо си-лился понять что со мной не так.
- Чаю я и дома попью. – Я пренебрегла тапками, и грубо привлекла к себе юношу. – Люби меня, зверюга! Покажи мне страсть! Отпендрюкай меня в прессовальне!
Серёжа задушенно пискнул, и я ногой выключила свет. В детстве я занималась спортивной гимнастикой.

Романтичные стоны «Да, Серёжа, да! Не останавливайся!» чередовались с неро-мантичным «Блять! Ой! Только не туда! Ай! Больно же!», и в них вплетался какой-то посторонний блюющий звук. Я не обращала на него внимания, пока этот звук не перерос в дикий нечеловеческий вопль.
- Сломала что ли? – Участливо нащупала я в темноте Серёжину гениталию, и са-ма же ответила: - Не, вроде, целое… А кто орёт?
- Митя… - Тихо ответил в темноте Серёжа. – Кот мой.
- Митя… - Я почмокала губами. – Хорошее имя. Митя. А чё он орёт?
- Ебаться хочет. – Грустно сказал Серёжа. – Март же…
- Это он всегда так орёт?
- Нет. Только когда кончает.
Ответ пошёл в зачот. Я почему-то подпрыгнула на кровати, и в ту секунду, когда приземлилась обратно – почувствовала что мне чего-то сильно не хватает. Ката-строфически не достаёт. Что-то меня очень беспокоит и делает несчастной.
Ещё через секунду я заорала:
- Где мой парик?!
Мои руки хаотично ощупывали всё подряд: мой сизый ёжик на голове, Серёжин хуй, простыню подо мной… Парика не было.
- Твой – что?! – Переспросил Серёжа.
- Мой парик! Мой златокурдый парик! Ты вообще, мудила, заметил что у меня был парик?! И не просто парик, а китайский нейлоновый парик за поллимона!!! Включи свет!!!
Я уже поняла, что по-тихому я свои кудри всё равно не найду, и Серёжа в любом случае пропалит мою нордическую поебень. Так что смысл был корчить из себя Златовласку?
В комнате зажёгся свет, и мне потребовалось ровно три секунды, чтобы набрать в лёгкие побольше воздуха, и заорать:
- БЛЯЯЯЯЯЯЯЯЯ!!!
Я сразу обнаружила свой парик. Свой красивый китайский парик из нейлона. Свои кудри до пояса. Я обнаружила их на полу. И всё бы ничего, но кудри там были не одни. И кудрям, судя по всему, было сейчас хорошо.
Потому что их ебал кот Митя. Он ебал их с таким азартом и задором, какие не снились мне и, тем более, Митиному хозяину. Он ебал мой парик, и утробно выл.
- Блять? – Я трясущейся рукой ткнула пальцем в то, что недавно было моим пари-ком, и посмотрела на Серёжу. – Блять? Блять?!
Других слов почему-то не было.
- Бляяяяяяя… - Ответил Серёжа, оценив по достоинству моего нордического блондина цвета зелёной вороны. – Бляяяя… - Повторил он уже откуда-то из при-хожей.
- Пидор. – Ко мне вернулся дар речи, и я обратила этот дар против Мити. – Пидор! Старый ты кошачий гандон! Я ж тебе, мурло помойное, щас зубами твой хуй от-грызу. Отгрызу, и засуну тебе же в жопу! Ты понимаешь, Митя, ебучий ты опос-сум?
Митя смотрел на меня ненавидящим взглядом, и продолжал орошать мой кудри волнами кошачьего оргазма.
- Отдай парик, крыса ебливая! – Взвизгнула я, и отважно схватила трясущееся Митино тело двумя руками. – Отпусти его, извращенец!
Оторванный от предмета свой страсти, кот повёл себя как настоящий мужчина, и с размаху уебал мне четырьями лапами по морде. Заорав так, что, случись это у меня дома, Сникерс обратился бы в прах, а мои родители бросились бы выносить из дома ценности, я выронила кота, который тут же снова загрёб себе под брюхо мой парик, и принялся совершать ебливые фрикции.
Размазав по щекам кровь и слёзы, я оделась, и ушла домой, решив не дожидать-ся пока из ванной выйдет Серёжа и в очередной раз испытает шок. Он и так слаб телом.
Не найдя в своей сумки ключи от квартиры, я позвонила в дверь.
- Пропила уже? – Папа, вероятно, предварительно посмотрел в глазок.
- Да. – Односложно ответила я, входя в квартиру.
- Под закуску? – Папа закрыл дверь, и посмотрел на моё лицо внимательнее. – А пизды за что получила?
- Па-а-а-апа-а-а-а… - Я упала к папе на грудь, и заревела. – Куда я теперь такая страшная пойду?! Где я ещё такой парик куплю?!
Папа на секунду задумался, а потом сказал:
- А у меня есть шапка. Пыжиковая. Почти новая. За полтора лимона брал. Хо-чешь?
- Издеваешься?! – На моих губах, кажется, опять выступила пена.
- Ниразу. – Успокоил меня папа. – Мы на неё неделю пить сможем. И под хоро-шую, кстати, закуску.

Серёжу я с тех пор больше не видела. Его вообще больше никто никогда не ви-дел.
Котов я с тех пор не люблю. Парики – тоже. Но вот почему-то всегда, когда я вижу на ком-то пыжиковую шапку – моё сознание подсовывает мне четыре слова «Ящик пива с чебуреками».
Почему – не расскажу. Я папе обещала
Щастье( Соня)В ответ на - Волк - Одиночка -
- Волк - Одиночка -
Париж.

См. продыдущее сообщение (предыстория)
Парик
Эта грустная история началась в тот незабываемый день, когда моя подруга Сё-ма, с помощью гидропирита и нашатырного спирта попыталась сделать меня блондинкой, и одновременно лишить волос, что ей в общем-то удалось. В те да-лёкие девяностые дешевле было стать после облысения панком, чем купить па-рик. Парики, конечно, в продаже имелись. Полный Черкизовский рынок париков. Сделанных из чьей-то сивой мотни, и уложенных в причёску «Немытая овца». На-ощупь эти парики напоминали мёртвого ежа, да и выглядели примерно так же. Только непонятно почему стоили нормальных денег.
Нормальных денег у меня в шестнадцать лет не было. У меня и ненормальных-то не было. Родители меня обували-кормили, а на карман бабла не давали, спра-ведливо полагая, что я на эти деньги начну покупать дешёвое пиво и папиросы. Вернее, мама об этом только догадывалась. А папа знал это точно. Так что при-шлось мне пару лет ходить в рваных джинсах и в майке с Егором Летовым, и ждать пока отрастут волосы. Волосы – не хуй, отросли, конечно. Тут бы мне воз-радоваться, и начать любить и беречь свои волосы, ан нет.
Волосы, может, и отросли, но на мозг это не повлияло. Поэтому как только волосы начали собираться в тощий крысиный хвост – я вновь решила стать блондинкой. И на это раз без Сёминой помощи. Сёма в доме – это плохая примета. А я суе-верная.
Блондинкой я стала. В салоне красоты, под руками хорошего мастера, который сделал из меня мечту азербайджанца, и напомнил, чтобы через три недели я вновь пришла к нему на покраску отросших корней.
- Обязательно приду! – Заверила я мастера.
«А вот хуй я приду» - Подумала я через пять минут, расплачиваясь с администра-тором.
И не пришла. Потому что краситься я твёрдо решила бюджетно, дома, краской «Импрессия Плюс», в цвет «нордический блондин».
До того момента я не знала как выглядят нордические блондины, но после окра-ски своих волос я узнала каким цветом срут квакши. Нордическим блондином они срут. Серо-зелёно-поносным блондином. Результат меня не то, чтобы не удовле-творил… Совсем даже наоборот. Он меня вверг в пучину депрессии и суицида. И я, горестно и страшно завывая на весь дом, пугая маму-папу и старого волнистого попугая Сникерса, поползла звонить Сёме. Наплевав на суеверия.
Сёма прониклась моей проблемой, и уже через десять минут она раскладывала на моём столе мисочки, кисточки и тюбики. Мне было всё равно, что она со мной сделает. Цвет лягушачьего поноса, которым теперь отливал мой златокудрый во-лос, подавил мою волю и желание жить.
- Такое говно ничем не смоешь. – Успокаивала меня Сёма, взбивая в миске что-то очень похожее на нордического блондина. – Такое или налысо брить, или закра-шивать в чёрный цвет. Ты что выбираешь.
- Мне похуй. – Тихо ответила я, и всхлипнула. – Только не налысо.
- Тогда не смотри. – Сёма отвернула меня от зеркала.
Через час я стала цвета воронова крыла, если у ворон, конечно, бывают синие крылья с зелёным отливом. А ещё через два, при попытке расчесать волосы, они отвалились.
Вот и не верь после этого в приметы.
Порыдав ещё сутки, чем окончательно свела с ума старого Сникерса, я поехала на Черкизовский рынок за париком. За два года ассортимент париков не умень-шился, и даже цены на них стали на порядок ниже. Вот только выбор по-прежнему ограничивался моделями «Немытая овца» и «Гандон Эдита Пьеха». Я терзалась выбором часа два, пока ко мне подошло что-то маленькое и китайское, и не по-дёргало меня на куртку:
- Валёсики исесь? – Спросило маленькое и китайское, застенчиво поглаживая мой карман.
- Волосики ищу. – Подтвердила я, накрывая свой карман двумя руками. – Краси-вые волосики ищу. Не такие. – Я показала руками на свою голову. – И не такие. - Я обвела широким жестом половину Черкизовского рынка.
- Идём. – маленькое и китайское погладило мой второй карман, и потянуло меня за куртку. – Идём-идём.
И я пошла-пошла. Мимо развешанных на верёвке трусов-парашютов, мимо ог-ромных сатиновых лифчиков непонятного цвета, способных сделать импотентом даже кролика, и мимо цветастых халатов, украденных, судя по всему, из дома престарелых. Зачем я шла – не знаю. Маленькое и китайское внушало гипнотиче-ское доверие.
Мы долго пробирались между трусами, пока не очутились в каком-то туалете. Унитаза, правда, я не заметила, но воняло там изрядно. И не Шанелью.
«Тут меня и выебут щас» - промелькнула неоформившаяся мысль, и я сжала сфинктер.
- Валёсики! – Маленькое и китайское сунуло мне в руки рваный пакет, и потребо-вало: - Пицот тысь.
Пятьсот тыщ по тем временам равнялись половине зарплаты продавца бананов, коим я и являлась, и их было нестерпимо жалко. Но ещё жальче было маму, папу и Сникерса, которые уже поседели от моих горестных стонов, а Сникерс вообще перестал жрать и шевелиться. Ну и себя, конечно, тоже было жалко.
Я раскрыла пакет – и ахнула: парик стоил этих денег. Был он, конечно, искусст-венный, зато блондинистый, и длиной до талии.
- Зеркало есть? – Я завращала глазами и на губах моих выступила пена, а ма-ленькое и китайское определённо догадалось, что продешевило.
- Ня. – Мне протянули зеркало, и я, напялив парик, нервно осмотрела себя со всех сторон.
Русалка. Богиня. Афродита нахуй. И всего-то за пятьсот тысяч!
- Беру! – Я вручила грустному маленькому и китайскому требуемую сумму, и на какой-то подозрительной реактивной тяге рванула домой.

- Вот точно такую хуйню мы в семнадцать лет с корешем пропили… - Сказал мой папа, открыв дверь, и мгновенно оценив мою обновку. – Пили неделю. Дорогая вещь.
- Не обольщайся. – Я тряхнула искуственной гривой, и вошла в квартиру. – Пять-сот тыщ на Черкизоне.
- Два дня пить можно. – Папа закрыл за мной дверь. – И это под хорошую закуску.
Тем же вечером я забила стрелку с мальчиком Серёжей с Северного бульвара, и заставила его пригласить меня к себе в гости. Серёжа долго мялся, врал мне что-то про родителей, которые не уехали на дачу, но что-то подсказывало мне, что Серёжа врал, спасая своё тело от поругания. Поругала я Серёжу месяц назад, один-единственный раз, и толком ничего не помнила. Надо было освежить па-мять, и заодно показать ему как эффектно я буду смотреться с голой жопой, в об-рамлении златых кудрей.
Но Серёжа, в отличии от меня, видимо, хорошо запомнил тот один-единственный раз, и приглашать меня на свидание наотрез отказывался. Пришлось его пошан-тажировать и пригрозить предать публичной огласке размеры его половых орга-нов.
Про размеры я не помнила ровным счётом ничего, но этот шантаж всегда сраба-тывал. Сработал он и сейчас.
- Приезжай… - Зло выкрикнул в трубку Серёжа, и отсоединился.
- А вот и приеду. – Сказала я Сникерсу, и постучала пальцем по клетке, отчего по-пугай вдруг заорал, и выронил перо из жопы.
Ехать никуда было не нужно. Я вышла из дома, перешла дорогу, и через пять ми-нут уже звонила в дверь, номер которой был у меня записан на бумажке. Ибо на память я адреса тоже не помнила.
- А вот и я. – Улыбнулась я в приоткрывшуюся дверь. – Ты ничего такого не заме-чаешь?
Я начала трясти головой, и в шее что-то хрустноло.
- Замечаю. – Ответил из-за двери Серёжин голос. – Ты трезвая, вроде. Погоди, щас открою.
Судя по облегчению, сиявшему на Серёжином лице, он только что был в туалете. Либо… Либо я даже не знаю что и думать.
- Чай будешь? – Серёжа стоял возле меня с тапками в руках, и определённо си-лился понять что со мной не так.
- Чаю я и дома попью. – Я пренебрегла тапками, и грубо привлекла к себе юношу. – Люби меня, зверюга! Покажи мне страсть! Отпендрюкай меня в прессовальне!
Серёжа задушенно пискнул, и я ногой выключила свет. В детстве я занималась спортивной гимнастикой.

Романтичные стоны «Да, Серёжа, да! Не останавливайся!» чередовались с неро-мантичным «Блять! Ой! Только не туда! Ай! Больно же!», и в них вплетался какой-то посторонний блюющий звук. Я не обращала на него внимания, пока этот звук не перерос в дикий нечеловеческий вопль.
- Сломала что ли? – Участливо нащупала я в темноте Серёжину гениталию, и са-ма же ответила: - Не, вроде, целое… А кто орёт?
- Митя… - Тихо ответил в темноте Серёжа. – Кот мой.
- Митя… - Я почмокала губами. – Хорошее имя. Митя. А чё он орёт?
- Ебаться хочет. – Грустно сказал Серёжа. – Март же…
- Это он всегда так орёт?
- Нет. Только когда кончает.
Ответ пошёл в зачот. Я почему-то подпрыгнула на кровати, и в ту секунду, когда приземлилась обратно – почувствовала что мне чего-то сильно не хватает. Ката-строфически не достаёт. Что-то меня очень беспокоит и делает несчастной.
Ещё через секунду я заорала:
- Где мой парик?!
Мои руки хаотично ощупывали всё подряд: мой сизый ёжик на голове, Серёжин хуй, простыню подо мной… Парика не было.
- Твой – что?! – Переспросил Серёжа.
- Мой парик! Мой златокурдый парик! Ты вообще, мудила, заметил что у меня был парик?! И не просто парик, а китайский нейлоновый парик за поллимона!!! Включи свет!!!
Я уже поняла, что по-тихому я свои кудри всё равно не найду, и Серёжа в любом случае пропалит мою нордическую поебень. Так что смысл был корчить из себя Златовласку?
В комнате зажёгся свет, и мне потребовалось ровно три секунды, чтобы набрать в лёгкие побольше воздуха, и заорать:
- БЛЯЯЯЯЯЯЯЯЯ!!!
Я сразу обнаружила свой парик. Свой красивый китайский парик из нейлона. Свои кудри до пояса. Я обнаружила их на полу. И всё бы ничего, но кудри там были не одни. И кудрям, судя по всему, было сейчас хорошо.
Потому что их ебал кот Митя. Он ебал их с таким азартом и задором, какие не снились мне и, тем более, Митиному хозяину. Он ебал мой парик, и утробно выл.
- Блять? – Я трясущейся рукой ткнула пальцем в то, что недавно было моим пари-ком, и посмотрела на Серёжу. – Блять? Блять?!
Других слов почему-то не было.
- Бляяяяяяя… - Ответил Серёжа, оценив по достоинству моего нордического блондина цвета зелёной вороны. – Бляяяя… - Повторил он уже откуда-то из при-хожей.
- Пидор. – Ко мне вернулся дар речи, и я обратила этот дар против Мити. – Пидор! Старый ты кошачий гандон! Я ж тебе, мурло помойное, щас зубами твой хуй от-грызу. Отгрызу, и засуну тебе же в жопу! Ты понимаешь, Митя, ебучий ты опос-сум?
Митя смотрел на меня ненавидящим взглядом, и продолжал орошать мой кудри волнами кошачьего оргазма.
- Отдай парик, крыса ебливая! – Взвизгнула я, и отважно схватила трясущееся Митино тело двумя руками. – Отпусти его, извращенец!
Оторванный от предмета свой страсти, кот повёл себя как настоящий мужчина, и с размаху уебал мне четырьями лапами по морде. Заорав так, что, случись это у меня дома, Сникерс обратился бы в прах, а мои родители бросились бы выносить из дома ценности, я выронила кота, который тут же снова загрёб себе под брюхо мой парик, и принялся совершать ебливые фрикции.
Размазав по щекам кровь и слёзы, я оделась, и ушла домой, решив не дожидать-ся пока из ванной выйдет Серёжа и в очередной раз испытает шок. Он и так слаб телом.
Не найдя в своей сумки ключи от квартиры, я позвонила в дверь.
- Пропила уже? – Папа, вероятно, предварительно посмотрел в глазок.
- Да. – Односложно ответила я, входя в квартиру.
- Под закуску? – Папа закрыл дверь, и посмотрел на моё лицо внимательнее. – А пизды за что получила?
- Па-а-а-апа-а-а-а… - Я упала к папе на грудь, и заревела. – Куда я теперь такая страшная пойду?! Где я ещё такой парик куплю?!
Папа на секунду задумался, а потом сказал:
- А у меня есть шапка. Пыжиковая. Почти новая. За полтора лимона брал. Хо-чешь?
- Издеваешься?! – На моих губах, кажется, опять выступила пена.
- Ниразу. – Успокоил меня папа. – Мы на неё неделю пить сможем. И под хоро-шую, кстати, закуску.

Серёжу я с тех пор больше не видела. Его вообще больше никто никогда не ви-дел.
Котов я с тех пор не люблю. Парики – тоже. Но вот почему-то всегда, когда я вижу на ком-то пыжиковую шапку – моё сознание подсовывает мне четыре слова «Ящик пива с чебуреками».
Почему – не расскажу. Я папе обещала
СсылкаПожаловаться
Волк, где ты стока букав находишь?
- Волк - Одиночка -В ответ на Щастье( Соня)
Щастье( Соня)
Волк, где ты стока букав находишь?
СсылкаПожаловаться
История переписки2
В гугле есть фсё ,как в греции.
Кот в Сапоге (а.k.а. мур-мур)В ответ на - Волк - Одиночка -
- Волк - Одиночка -
Париж.

См. продыдущее сообщение (предыстория)
Парик
Эта грустная история началась в тот незабываемый день, когда моя подруга Сё-ма, с помощью гидропирита и нашатырного спирта попыталась сделать меня блондинкой, и одновременно лишить волос, что ей в общем-то удалось. В те да-лёкие девяностые дешевле было стать после облысения панком, чем купить па-рик. Парики, конечно, в продаже имелись. Полный Черкизовский рынок париков. Сделанных из чьей-то сивой мотни, и уложенных в причёску «Немытая овца». На-ощупь эти парики напоминали мёртвого ежа, да и выглядели примерно так же. Только непонятно почему стоили нормальных денег.
Нормальных денег у меня в шестнадцать лет не было. У меня и ненормальных-то не было. Родители меня обували-кормили, а на карман бабла не давали, спра-ведливо полагая, что я на эти деньги начну покупать дешёвое пиво и папиросы. Вернее, мама об этом только догадывалась. А папа знал это точно. Так что при-шлось мне пару лет ходить в рваных джинсах и в майке с Егором Летовым, и ждать пока отрастут волосы. Волосы – не хуй, отросли, конечно. Тут бы мне воз-радоваться, и начать любить и беречь свои волосы, ан нет.
Волосы, может, и отросли, но на мозг это не повлияло. Поэтому как только волосы начали собираться в тощий крысиный хвост – я вновь решила стать блондинкой. И на это раз без Сёминой помощи. Сёма в доме – это плохая примета. А я суе-верная.
Блондинкой я стала. В салоне красоты, под руками хорошего мастера, который сделал из меня мечту азербайджанца, и напомнил, чтобы через три недели я вновь пришла к нему на покраску отросших корней.
- Обязательно приду! – Заверила я мастера.
«А вот хуй я приду» - Подумала я через пять минут, расплачиваясь с администра-тором.
И не пришла. Потому что краситься я твёрдо решила бюджетно, дома, краской «Импрессия Плюс», в цвет «нордический блондин».
До того момента я не знала как выглядят нордические блондины, но после окра-ски своих волос я узнала каким цветом срут квакши. Нордическим блондином они срут. Серо-зелёно-поносным блондином. Результат меня не то, чтобы не удовле-творил… Совсем даже наоборот. Он меня вверг в пучину депрессии и суицида. И я, горестно и страшно завывая на весь дом, пугая маму-папу и старого волнистого попугая Сникерса, поползла звонить Сёме. Наплевав на суеверия.
Сёма прониклась моей проблемой, и уже через десять минут она раскладывала на моём столе мисочки, кисточки и тюбики. Мне было всё равно, что она со мной сделает. Цвет лягушачьего поноса, которым теперь отливал мой златокудрый во-лос, подавил мою волю и желание жить.
- Такое говно ничем не смоешь. – Успокаивала меня Сёма, взбивая в миске что-то очень похожее на нордического блондина. – Такое или налысо брить, или закра-шивать в чёрный цвет. Ты что выбираешь.
- Мне похуй. – Тихо ответила я, и всхлипнула. – Только не налысо.
- Тогда не смотри. – Сёма отвернула меня от зеркала.
Через час я стала цвета воронова крыла, если у ворон, конечно, бывают синие крылья с зелёным отливом. А ещё через два, при попытке расчесать волосы, они отвалились.
Вот и не верь после этого в приметы.
Порыдав ещё сутки, чем окончательно свела с ума старого Сникерса, я поехала на Черкизовский рынок за париком. За два года ассортимент париков не умень-шился, и даже цены на них стали на порядок ниже. Вот только выбор по-прежнему ограничивался моделями «Немытая овца» и «Гандон Эдита Пьеха». Я терзалась выбором часа два, пока ко мне подошло что-то маленькое и китайское, и не по-дёргало меня на куртку:
- Валёсики исесь? – Спросило маленькое и китайское, застенчиво поглаживая мой карман.
- Волосики ищу. – Подтвердила я, накрывая свой карман двумя руками. – Краси-вые волосики ищу. Не такие. – Я показала руками на свою голову. – И не такие. - Я обвела широким жестом половину Черкизовского рынка.
- Идём. – маленькое и китайское погладило мой второй карман, и потянуло меня за куртку. – Идём-идём.
И я пошла-пошла. Мимо развешанных на верёвке трусов-парашютов, мимо ог-ромных сатиновых лифчиков непонятного цвета, способных сделать импотентом даже кролика, и мимо цветастых халатов, украденных, судя по всему, из дома престарелых. Зачем я шла – не знаю. Маленькое и китайское внушало гипнотиче-ское доверие.
Мы долго пробирались между трусами, пока не очутились в каком-то туалете. Унитаза, правда, я не заметила, но воняло там изрядно. И не Шанелью.
«Тут меня и выебут щас» - промелькнула неоформившаяся мысль, и я сжала сфинктер.
- Валёсики! – Маленькое и китайское сунуло мне в руки рваный пакет, и потребо-вало: - Пицот тысь.
Пятьсот тыщ по тем временам равнялись половине зарплаты продавца бананов, коим я и являлась, и их было нестерпимо жалко. Но ещё жальче было маму, папу и Сникерса, которые уже поседели от моих горестных стонов, а Сникерс вообще перестал жрать и шевелиться. Ну и себя, конечно, тоже было жалко.
Я раскрыла пакет – и ахнула: парик стоил этих денег. Был он, конечно, искусст-венный, зато блондинистый, и длиной до талии.
- Зеркало есть? – Я завращала глазами и на губах моих выступила пена, а ма-ленькое и китайское определённо догадалось, что продешевило.
- Ня. – Мне протянули зеркало, и я, напялив парик, нервно осмотрела себя со всех сторон.
Русалка. Богиня. Афродита нахуй. И всего-то за пятьсот тысяч!
- Беру! – Я вручила грустному маленькому и китайскому требуемую сумму, и на какой-то подозрительной реактивной тяге рванула домой.

- Вот точно такую хуйню мы в семнадцать лет с корешем пропили… - Сказал мой папа, открыв дверь, и мгновенно оценив мою обновку. – Пили неделю. Дорогая вещь.
- Не обольщайся. – Я тряхнула искуственной гривой, и вошла в квартиру. – Пять-сот тыщ на Черкизоне.
- Два дня пить можно. – Папа закрыл за мной дверь. – И это под хорошую закуску.
Тем же вечером я забила стрелку с мальчиком Серёжей с Северного бульвара, и заставила его пригласить меня к себе в гости. Серёжа долго мялся, врал мне что-то про родителей, которые не уехали на дачу, но что-то подсказывало мне, что Серёжа врал, спасая своё тело от поругания. Поругала я Серёжу месяц назад, один-единственный раз, и толком ничего не помнила. Надо было освежить па-мять, и заодно показать ему как эффектно я буду смотреться с голой жопой, в об-рамлении златых кудрей.
Но Серёжа, в отличии от меня, видимо, хорошо запомнил тот один-единственный раз, и приглашать меня на свидание наотрез отказывался. Пришлось его пошан-тажировать и пригрозить предать публичной огласке размеры его половых орга-нов.
Про размеры я не помнила ровным счётом ничего, но этот шантаж всегда сраба-тывал. Сработал он и сейчас.
- Приезжай… - Зло выкрикнул в трубку Серёжа, и отсоединился.
- А вот и приеду. – Сказала я Сникерсу, и постучала пальцем по клетке, отчего по-пугай вдруг заорал, и выронил перо из жопы.
Ехать никуда было не нужно. Я вышла из дома, перешла дорогу, и через пять ми-нут уже звонила в дверь, номер которой был у меня записан на бумажке. Ибо на память я адреса тоже не помнила.
- А вот и я. – Улыбнулась я в приоткрывшуюся дверь. – Ты ничего такого не заме-чаешь?
Я начала трясти головой, и в шее что-то хрустноло.
- Замечаю. – Ответил из-за двери Серёжин голос. – Ты трезвая, вроде. Погоди, щас открою.
Судя по облегчению, сиявшему на Серёжином лице, он только что был в туалете. Либо… Либо я даже не знаю что и думать.
- Чай будешь? – Серёжа стоял возле меня с тапками в руках, и определённо си-лился понять что со мной не так.
- Чаю я и дома попью. – Я пренебрегла тапками, и грубо привлекла к себе юношу. – Люби меня, зверюга! Покажи мне страсть! Отпендрюкай меня в прессовальне!
Серёжа задушенно пискнул, и я ногой выключила свет. В детстве я занималась спортивной гимнастикой.

Романтичные стоны «Да, Серёжа, да! Не останавливайся!» чередовались с неро-мантичным «Блять! Ой! Только не туда! Ай! Больно же!», и в них вплетался какой-то посторонний блюющий звук. Я не обращала на него внимания, пока этот звук не перерос в дикий нечеловеческий вопль.
- Сломала что ли? – Участливо нащупала я в темноте Серёжину гениталию, и са-ма же ответила: - Не, вроде, целое… А кто орёт?
- Митя… - Тихо ответил в темноте Серёжа. – Кот мой.
- Митя… - Я почмокала губами. – Хорошее имя. Митя. А чё он орёт?
- Ебаться хочет. – Грустно сказал Серёжа. – Март же…
- Это он всегда так орёт?
- Нет. Только когда кончает.
Ответ пошёл в зачот. Я почему-то подпрыгнула на кровати, и в ту секунду, когда приземлилась обратно – почувствовала что мне чего-то сильно не хватает. Ката-строфически не достаёт. Что-то меня очень беспокоит и делает несчастной.
Ещё через секунду я заорала:
- Где мой парик?!
Мои руки хаотично ощупывали всё подряд: мой сизый ёжик на голове, Серёжин хуй, простыню подо мной… Парика не было.
- Твой – что?! – Переспросил Серёжа.
- Мой парик! Мой златокурдый парик! Ты вообще, мудила, заметил что у меня был парик?! И не просто парик, а китайский нейлоновый парик за поллимона!!! Включи свет!!!
Я уже поняла, что по-тихому я свои кудри всё равно не найду, и Серёжа в любом случае пропалит мою нордическую поебень. Так что смысл был корчить из себя Златовласку?
В комнате зажёгся свет, и мне потребовалось ровно три секунды, чтобы набрать в лёгкие побольше воздуха, и заорать:
- БЛЯЯЯЯЯЯЯЯЯ!!!
Я сразу обнаружила свой парик. Свой красивый китайский парик из нейлона. Свои кудри до пояса. Я обнаружила их на полу. И всё бы ничего, но кудри там были не одни. И кудрям, судя по всему, было сейчас хорошо.
Потому что их ебал кот Митя. Он ебал их с таким азартом и задором, какие не снились мне и, тем более, Митиному хозяину. Он ебал мой парик, и утробно выл.
- Блять? – Я трясущейся рукой ткнула пальцем в то, что недавно было моим пари-ком, и посмотрела на Серёжу. – Блять? Блять?!
Других слов почему-то не было.
- Бляяяяяяя… - Ответил Серёжа, оценив по достоинству моего нордического блондина цвета зелёной вороны. – Бляяяя… - Повторил он уже откуда-то из при-хожей.
- Пидор. – Ко мне вернулся дар речи, и я обратила этот дар против Мити. – Пидор! Старый ты кошачий гандон! Я ж тебе, мурло помойное, щас зубами твой хуй от-грызу. Отгрызу, и засуну тебе же в жопу! Ты понимаешь, Митя, ебучий ты опос-сум?
Митя смотрел на меня ненавидящим взглядом, и продолжал орошать мой кудри волнами кошачьего оргазма.
- Отдай парик, крыса ебливая! – Взвизгнула я, и отважно схватила трясущееся Митино тело двумя руками. – Отпусти его, извращенец!
Оторванный от предмета свой страсти, кот повёл себя как настоящий мужчина, и с размаху уебал мне четырьями лапами по морде. Заорав так, что, случись это у меня дома, Сникерс обратился бы в прах, а мои родители бросились бы выносить из дома ценности, я выронила кота, который тут же снова загрёб себе под брюхо мой парик, и принялся совершать ебливые фрикции.
Размазав по щекам кровь и слёзы, я оделась, и ушла домой, решив не дожидать-ся пока из ванной выйдет Серёжа и в очередной раз испытает шок. Он и так слаб телом.
Не найдя в своей сумки ключи от квартиры, я позвонила в дверь.
- Пропила уже? – Папа, вероятно, предварительно посмотрел в глазок.
- Да. – Односложно ответила я, входя в квартиру.
- Под закуску? – Папа закрыл дверь, и посмотрел на моё лицо внимательнее. – А пизды за что получила?
- Па-а-а-апа-а-а-а… - Я упала к папе на грудь, и заревела. – Куда я теперь такая страшная пойду?! Где я ещё такой парик куплю?!
Папа на секунду задумался, а потом сказал:
- А у меня есть шапка. Пыжиковая. Почти новая. За полтора лимона брал. Хо-чешь?
- Издеваешься?! – На моих губах, кажется, опять выступила пена.
- Ниразу. – Успокоил меня папа. – Мы на неё неделю пить сможем. И под хоро-шую, кстати, закуску.

Серёжу я с тех пор больше не видела. Его вообще больше никто никогда не ви-дел.
Котов я с тех пор не люблю. Парики – тоже. Но вот почему-то всегда, когда я вижу на ком-то пыжиковую шапку – моё сознание подсовывает мне четыре слова «Ящик пива с чебуреками».
Почему – не расскажу. Я папе обещала
СсылкаПожаловаться
оно, вроде, смешно, но грустно....
- Волк - Одиночка -В ответ на Кот в Сапоге (а.k.а. мур-мур)
Кот в Сапоге (а.k.а. мур-мур)
оно, вроде, смешно, но грустно....
СсылкаПожаловаться
История переписки2
Знакомые проблемки?
Кот в Сапоге (а.k.а. мур-мур)В ответ на - Волк - Одиночка -
- Волк - Одиночка -
Знакомые проблемки?
СсылкаПожаловаться
История переписки3
да нет... просто воображение хорошее...
Людмила Карелина
))))) давно я так не смеялась ))))).
Ксанка ЧУДОвище ))
пасяб. терь мне чёт интересное приснится
Колобок и два жирафа
классно-классно, какой дракон замечательный
а вторая история вообще ржачная до беспредела, мне особенно диалоги папы и дочи понравились )))
Жалоба отправленаОтменить
Бельевые тренды, которые помогут почувствовать себя женственно и роскошно
Как выглядят и чем занимаются знаменитые российские гимнастки после окончания спортивной карьеры
Готовимся к отпуску: что никогда нельзя надевать в самолет
Скинни, брюки и черный: новый стиль 69-летней Брижит Макрон
15 идей для празднования Пасхи: убираем, готовим, украшаем