Знать любовь и разочаровываться в ней каждый раз лучше, чем не знать ее вовсе?

Хочу задать вопрос: что лучше - когда не знаешь любви вообще или когда знаешь ее и потом терпишь разочарования? Я не говорю о счастливой любви - это тема для другого форума. Я говорю именно о том ,что написала (не примите за рекламу моего творчества, но как пример приведу свой рассказ; заранее прошу не отождестволять с автором героев этого повествования). СПЕШУ ДОБАВИТЬ ДЛЯ ОСОБО "УМНЫХ" ИЛИ НЕВНИМАТЕЛЬНЫХ: Я ЗАДАЛА ВОПРОС. А РАССКАЗ БЫЛ КАК ДОПОЛНЕНИЕ К НЕМУ ,ЧТОБЫ ПОЯСНИТЬ СУТЬ ТОГО, ЧТО БЫ Я ХОТЕЛА УЗНАТЬ. ПРОШУ НЕ ОБСУЖДАТЬ ЕГО - ДЛЯ ЭТОГО ЕСТЬ ЛИТЕРАТУРНЫЕ САЙТЫ. Я ХОТЕЛА УЗНАТЬ ВАШЕ МНЕНИЕ НА МОЙ ВОПРОС.


ЧТО ЖЕ ТАКОЕ ЛЮБОВЬ?
Боже, как обидно. Как тоскливо и тошно. Пусть я только доеду домой – открою газ и все дела. Сегодня опять, в который раз, привязался ко мне пьяный. Я и так знаю, что я не красавица, но какое же унижение сознавать, что глядеть на тебя спокойно можно только после рюмки. Вдобавок, меня обокрали. Все мои сбережения (зачем я только ношу их с собой?), единый, который стоит мою стипендию, паспорт – словом, всё. Ещё я провалилась (который раз) в институт. Я так хочу быть учителем, что бы мои подруги и знакомые ни говорили. Потом ещё куча неприятностей, которые можно было бы назвать мелкими, но не сейчас. Сейчас я взвинчена до предела. Я хочу, желаю умереть. Я жду, ищу смерти, как раньше, много-много месяцев (или лет) назад искала парня, который был бы мне не любовником, а другом. Потом друга я перестала искать, и дошло до того, что я, бывшая отличница, хотела отдаться, сама отдаться, парню. Любому. Но меня никто не хотел. Это было самое обидное. Я ходила в мини-мини, оголяла плечи чуть ли не о пояса, улыбалась всем – ничего не помогало. Я ревела дома в подушку, в ковёр. Я каталась от бессилия по полу, я готова была бить зеркала у себя в комнате. А потом, как вот сейчас, я впадала в прострацию и хотела умереть. Кто будет обо мне плакать? Папа с мамой. Но они переживут, они сильные. Никому и ничего я сверхдоброго не делала, от смерти или преступления не спасала. А значит, что есть я, что нет – жизнь моя бесполезна.
Я взглянула, сколько могла в толчее автобуса, в окно и увидела кусочек серого неба и полосы дождя на стекле. Остановка, кто-то вышел, но вошла огромная толпа, и меня отнесло к стенке автобуса. По ногам, по спине, по рукам продирались люди. Передо мной оказался парень. Лица его я не видела, потому что на глазах у меня были слёзы – пожилая старуха с лицом ведьмы и глазами вампира проехала своей тяжёлой коляской по моим усталым и гудящим ногам. Я мучительно хотела сесть, так как после долгой беготни по канцеляриям, врачам, аудиториям сегодня мне не только стоять, дышать было трудно. И вдруг…
- Девушка, вы не знаете, который сейчас может быть час?
Я подняла голову. На меня внимательно смотрели серые глаза. Я их помню до сих пор: весёлые и серьёзные одновременно. Они будто хотели утешить и подать совет, и в тоже время упрекали за малодушие. А мне просто надоело быть сильной. Я устала защищать сама себя. Тоскливо быть одной, самой решать все проблемы, зацикливаться на себе, сходить с ума от одних и тех же проблем. Когда ты один, помогаешь только сам себе, постепенно создаётся чувство, что живёшь вхолостую, что это никому не нужно. А значит, и ты никому не нужен.
По моим щекам скатились две слезинки. Я попыталась улыбнуться, но у меня это плохо получалось. Я сказала:
- Вряд ли я в такой давке смогла бы посмотреть на часы.
Он посмотрел на меня, и свободной рукой, которой держался за поручень, провёл по моим щекам.
- Почему бы тебе не задать обычный вопрос: девушка, как вас зовут? – спросила я. Привыкшая к пьяным посягательствам, я с настороженностью посмотрела на него. Он улыбнулся и произнёс:
- В это мнет необходимости. Олег.
- Анна.
- Знаешь, давай-ка выйдем на следующей.
- Но мне ещё двадцать минут езды!
- Давай выйдем. Здесь есть одно кафе.
Я снова с недоверием взглянула на него. В этот момент автобус повернул, и Олег упал бы на меня, если бы не упёрся рукой в стенку позади меня. Я вдруг увидела близко-близко его глаза, услышала где-то у самого своего уха его дыхание. Рукой я инстинктивно уперлась ему в грудь, и почувствовала его тепло через рубашку. Мне захотелось, чтобы так было всегда, чтобы куда-то ехал автобус, вокруг стояли люди и он передо мной. Мое лицо побледнело от духоты, голова готова была вот-вот упасть на грудь. Но я почувствовала движение, и моя голова упёрлась в его плечо.
- Давай выйдем, - повторил он.
Я уже пришла в себя. Он провёл меня сквозь толпу народа, сошёл по ступенькам и подал мне руку. Я растерялась, и неловко спустилась на землю. Пройдя немного, мы очутились в тенистом переулке перед дверями маленького кафе. Мы заняли столик и сделали заказ.
- Ты, однако, не была бы разорительной любовницей.
- Я беру только то, что мне нужно. Зачем мне больше?
- У тебя реальный подход к вещам. Обычно, при первых днях знакомства девушки разоряют своих поклонников на пирожные, даже если потом садятся на диету.
- Это глупо. Я не собиралась садиться на диету, но зачем мне брать больше, чем я могу съесть?
- Нда. У тебя начисто отсутствует воображение.
- Ошибаешься. Его у меня сколько угодно. Только, когда я не даю ему воли, у меня практический подход к вещам.
Когда принесли наш заказ и я уже начала копаться в сумке, с ужасом вспоминая, сколько же там могло остаться после того, как я лишилась кошелька, Олег протестующее поднял руку и произнёс:
- Я заплачу.
Пока я соображала, что он сказал и сделал (для того, чтобы сообразить, мне сегодня требовалось время), Олег уже отдал деньги, и официантка ушла.
- Зачем ты это сделал?
Он удивлённо посмотрел на меня.
- Я хотел сделать тебе приятное. Ведь за тобой никто никогда не ухаживал, правда?
- Откуда ты знаешь?
- У тебя были такие одинокие глаза. Такие глаза только у тех, кто хочет любви, но не может её добиться.
Он смотрел на меня. Он положил свою руку на мою, и мне стало светлее на душе. Теперь я поняла пьесу, которую смотрела раньше – «Последняя женщина дона Хуана». Я была до этого возмущена: как одинокая деревенская девушка насильно навязывается известному соблазнителю и чувствует себя после ночи с ним счастливой. А когда он хочет умереть, она напоминает ему о девушках, ждущих любви, о том, как они будут страдать, если даже он их не соблазнит. Я понимала, что у Олега это было вовсе не любовью с первого взгляда. Он просто хотел утешить меня. Но как отрадно обмануться, что ты кому-то нравишься. Но когда Олег исчез, у меня осталась только горечь – зачем он растревожил струны моей души? Зачем зародил в ней семя надежды, а сам пропал? Я жду своей любви. И сейчас я тоже вою от бессилия, от того, что меня не любят и что я никого не могу полюбить. Я рву на куски платки и реву. Наказание одиночеством не страшно. Его можно пережить. Но наказание, при котором хочешь и не можешь любить, хочешь и не получаешь любви – страшно, потому что любовь это потребность души, как растению требуется солнце, как животным кислород. Любовь, когда она взаимна и не переходяща, когда от нее не устаёшь и не ищешь других наслаждений – это Божий дар. Это самый большой подарок, который Бог может дать на земле. Божья любовь – это наивысшее счастье, как на небе, так и на земле. Всё в одном этом слове – любовь.