Куда вести Нину - я не знал, поехали на трамвае в центр. Сидели в парке на скамеечке. Солнышко припекало по-летнему, настроение у нас тоже оттаяло потихонечку. Мы мурлыкали мелодии, пришедшие на ум. Это были и мелодии Микаэла Таривердиева из фильма «Семнадцать мгновений весны», и мелодии из репертуара ансамбля под управлением Поля Мориа. Нам было хорошо. Это был НАШ день! Нина была готова слушать меня. Но я больше молчал, глядел на неё, на песок под нашими ногами, на её модные тогда тупоносые ботиночки. Потом пошли на набережную Камы, по виадуку спускались к дышащей холодом реке. Затем надумали сходить в кино, в кинотеатр «Художественный». Билеты я взял на последний ряд в углу. Народу на сеансе было мало. Какой был фильм — я не помню, и не стыжусь этого, ибо я его и не смотрел. Я смотрел на Нину, я обнимал и целовал её. А она целовала меня! Льдинка в её сердце была растоплена в тот вечер. Возвращались мы в Балатово тоже на трамвае. В нём не было света, но нам это было на руку, мы смеялись всякой чепухе, мы целовались и в трамвае! Казалось, впорхнув в пространство счастья, мы не покинем его.
«Тётя» встретила нас приветливо, похвалила Ниночкино «пальтишечко», пригласила за стол, угостила классной окрошкой, что при социализме в апреле было довольно круто для нас с Ниной, но в порядке вещей для дяди Саши и его гражданской жены. Тут и дядя Саша вернулся со смены, ужинал с нами. Всё было мило, всем было весело. И на вокзал мы поехали, как вы понимаете, не на трамвае. И билет до Новосибирска я взял хоть и в воинской кассе, но наверняка на дядины денежки, ибо своих у меня, солдатика, было маловато. Но тогда я не придавал этому большого значения.
Я стоял у кассы, а Нину послал к расписанию зачем-то, но тут же окликнул. Она развернулась так резко, что полы её зелёного кримпленового пальто разошлись. Такая она и застыла у меня в памяти: разрумянившаяся, возбуждённая, улыбающаяся, счастливая. Я и забыл — что хотел ей сказать, залюбовавшись ею. А она, словно поняв это, сияла, глядя на меня. Такое не забудешь!
Поезд был проходящий, стоял мало, мы долго бежали до вагона, прощались быстро. Я расцеловался сначала с Ниной, потом с дядей, потом с его женой (первый и последний раз в жизни), запрыгнул в вагон, ибо поезд уже тронулся, но оценив его малую скорость, оттолкнул проводника и спрыгнул снова на перрон к идущей за поездом Нине и снова расцеловался с ней! Ну, кто меня не поймёт? Остановись, мгновенье, ты прекрасно!
А через три дня я заказал из воинской части своей переговоры с Пермью впервые за всю службу, не в силах терпеть разлуку с любимой. Уж лучше бы я строчил ей ежедневно письма! Сюрприз меня поджидал почти голливудский: Нина подойти к телефону отказалась! Это сказала одна из её подруг по почте, Таня М. И все мои попытки разузнать причину такого поведения Нины были тщетны.