В Англии, например, задавать малознакомым людям вопросы личного характера не принято. У французов, похоже, другой этикет. В первый же день шеф напрямую спросил, кем работают мои родители, где они живут, как часто я с ними вижусь, есть ли у меня братья-сестры, дети и вообще замужем ли я. Последний вопрос был для меня почему-то совсем неожиданным (как минимум в первый день стажировки), поэтому я замялась и сказала что-то неопределенное типа «it’s complicated» (мол, все сложно).
Более того, он вместе со своей невестой изучил мою страницу в соцсети (то, что находилось в открытом доступе) и даже посмотрел мои кулинарные видео. Кстати, посмотреть-то посмотрел, а в друзья не добавил — сразу отметила я про себя. Так-так, припомним! Самостоятельно отследил Корентан и мою первую колонку о нем, попытался даже прочитать с помощью переводчика, но оставил это занятие — говорит, не смог, «много букв».
Вообще на стажировке я разговариваю мало — беседы о кино, музыке, Pussy Riot во время формирования основ для 69 тартов меня, честно говоря, отвлекают. Когда шеф понял, что от меня ничего не добьешься, стал включать радио. Нет, я вопросы тоже задаю, но преимущественно по делу и бизнес-характера. Сколько времени ушло на открытие булочной, что было в этом помещении до этого, как много нереализованной продукции остается, что лучше всего покупают, сколько можно хранить в морозилке тот или иной продукт, как формируются цены и т.п. Словом, каждый шпион старается выведать что-то свое.
Жан-Поль, отец шефа, когда видит, что я что-то фотографирую, хитро улыбается и называет меня «кажэбэ». Первое время я думала, это что-то французское, и только потом до меня дошел смысл загадочных букв. Впрочем, кто из нас «кажэбэ» — это еще посмотреть надо! Я, между прочим, тайком из-за стекла никого не фотографирую, как некоторые. Кстати, Жан-Поль единственный в булочной, кто с первых же дней приветствовал меня по-русски, в шесть утра радостно встречая со словами «Добрый день!».
Чтобы продолжить интернациональную дружбу, сделала для семейства Таффан пирог со сливами по маминому рецепту и принесла на дегустацию. Французы за основу выпечки часто берут сухое песочное тесто, я же люблю мягкое, на основе сметаны. В общем, хотела показать другой вариант. Таффаны пирог съели, сказали «очень вкусно», но рецепт никто не спросил, из-за чего я ужасно расстроилась. Так что теперь даже не знаю, готовить ли для них pirozhki, как в парижском «Пушкине»…
Зато за рецептурами конкурентов Таффаны следят внимательно. Например, один ресторан, который до этого целый год работал с соседней булочной, решил пересмотреть контракт и найти нового партнера. Попросил моего шефа испечь им для дегустации ржаной хлеб. Булочник Себастьян хлеб испек, а потом Саян, невеста шефа, сбегала «под прикрытием» к конкурентам и купила их ржаной хлеб — чтобы сравнить и понять, почему ресторан предпочел соперников год назад. Конец истории пока неизвестен, но ржаной хлеб от «Таффана» заказчику понравился, теперь обсуждается вопрос цены.
Кстати, в том, чтобы не то что подсматривать, а в открытую пользоваться чужими рецептами, Корентан ничего плохого не видит. Так, например, он ввел в ассортимент своего магазина пирожное «Paris Brest» по рецепту из книги Пьера Эрме. «А разве это легально?» — удивилась я. «Конечно! — невозмутимо ответил шеф. — Пьер Эрме этот рецепт опубликовал, выпустил книгу, теперь любой, даже домохозяйка, может готовить его сколько угодно и для каких угодно целей».
И в общем-то, конечно, резон в его словах есть, но теперь понятно, почему нации постоянно борются за право изобретения того или иного блюда. А оспорить сложно: рецепты, как и идеи, витают в воздухе.
Елена Володина