Он был больше, чем просто великий кутюрье, больше, чем художник, Сен-Лоран был человеком, совершившим революцию в поведении и образе жизни современной женщины. Он сделал нас свободнее, сильнее и красивее.
Он был рожден в 1936 году. Мальчик из благополучной семьи, чье детство мирно текло в алжирском городе Оране, любимчик красавицы-матери рос настоящим эстетом. Этот мальчик был обречен стать художником.
И он стал им, причем, в совсем юном возрасте. Ему было всего лишь девятнадцать, когда его рисунки понравились великому Кристиану Диору. Он стал его помощником, а затем и преемником. Но столь блистательно начавшаяся карьера прервалась службой в армии, нервным срывом, за которым последовала больница. Он так и остался на всю жизнь вундеркиндом-неврастеником.
Это был шок, а точнее, шоковая терапия, потому что Сен-Лоран, быть может, именно в силу своей молодости почувствовал, что времена изменились.
Женщина, чье расписание не ограничивается балами и обедами, чья жизнь начинается рано утром, а заканчивается поздно вечером. Именно такую женщину одевал Ив Сен-Лоран.
Он взял архитектурные формы Баленсиаги, цветущую женственность Диора и непринужденность Шанель и создал стиль, не похожий ни на кого из них.
Ив Сен-Лоран никогда не скрывал своей гомосексуальности и пристрастия к алкоголю и наркотикам. Но женщин он просто боготворил. Музами, сопровождавшими его всю жизнь, были две
Первая - воплощение трогательной женственности, с кудряшками и глазами в пол-лица. Вторая - андрогинное существо с бесконечными ногами и прямыми, как сухая солома, волосами. Для одной он создавал куртки-сафари, для другой - цыганские платья.
Он был первым, кто открыл магазин готовой одежды на левом, демократичном, берегу Сены, и первым кутюрье, который удостоился выставки в серьезном музее. Эта выставка в Метрополитен-музее в начале восьмидесятых, как ни печально, оказалась подведением итогов.
В конце 90-х его Дом был куплен, это казалось чудовищной несправедливостью по отношению к живому гению, пусть больному и немощному, но все же живому. Но когда коллекции под именем Yves Saint Laurent начал делать блистательный итальянец Стефано Пилати и вещи с этим логотипом стали покупать и носить, купля-продажа перестала выглядеть оскорбительно.
Что подарил нам гений
Cафари. «В юности у меня совсем не было денег на дизайнерскую одежду, и, тем не менее, первой в моей жизни дизайнерской вещью стала куртка-сафари от Yves Saint Laurent. Для меня он всегда был первым, с него все начиналось. Разумеется, до него было много дизайнеров, но он один обладал даром предвидения. Такое чувство, словно он стоял у истоков моды, в том числе и сегодняшней. Он и сейчас современен. Да, именно это - правильное слово. Он современен». Вероник Лерой
Африка. «Сен-Лоран всегда был нарушителем приличий, этаким куртуазным мятежником, озаренным подлинным гением.
Брючный костюм. «Когда я только начал заниматься модой, я стал рисовать брючные костюмы, понимая, что Сен-Лоран создавал эту одежду для того, чтобы дать женщине власть. Своим брючным костюмом он доказал то, что сегодня уже кажется очевидным: дизайнер - это не тот человек, который рисует воланчики, это социолог. Он рискнул использовать мужественность, чтобы подчеркнуть бесконечную женственность. Брюки дают женщине свободу движений, жакет дает силу. Таким образом, Сен-Лоран принял самое активное участие в деле освобождения женщины. Здесь речь уже идет не просто о моде, это политический и эротический костюм!» Жан-Поль Готье
Платье «Мондриан». «Я отлично помню эту коллекцию. Мы тогда и представить себе не могли, что подобные прямые линии могут до такой степени украсить женский силуэт. Это был настоящий шок! Это Люсьенн, его мать, подарила Иву, когда тот был еще ребенком, книгу о Мондриане. И он стал первым, кто по-настоящему ввел искусство в модный лексикон, а моду поместил в контекст искусства. Это означало приблизительно следующее: если я ношу его платья, значит, я не безмозглая модница, а у меня есть голова на плечах, я свободна, таинственна и готова рисковать. Ну а потом, конечно же, он вдохновлял меня, когда я сама стала дизайнером. Я знала его с семидесятых годов и каждый раз, когда он приезжал в Нью-Йорк, я устраивала для него праздники вместе с Энди Уорхолом. Ив часто говорил, что хотел бы быть Матиссом, а мне кажется, что и Матисс хотел бы быть Сен-Лораном». Диана фон Фюрстенберг
Цвет. «Он существовал между двух миров и двух эпох. С одной стороны, последние отблески довоенного высшего общества, в котором деньги, развлечения, хороший вкус, элегантность, роскошь и культура составляли прекрасный союз. А с другой стороны - шестидесятые, которые по сей день остаются самыми новаторскими и самыми вызывающими годами ХХ столетия. Он был частью андеграунда и никогда не терял связи с великим прошлым, с тем, что оставили после себя Баленсиага, Шанель, Диор. В его работах всегда была правильная пропорция безупречной классической элегантности и дерзость истинного новатора. Эта его манера сплавлять воедино то, что кажется полярно противоположным, по сути и породила абсолютно новую, невиданную до тех пор моду. В том, что касается цвета, он смотрел на великих мастеров и не боялся экзотики: его синий и черный мы находим у Брака, фуксию и красный - у Пикассо, Пуаре и Скьяпарелли, а соседство розового с алым - в тканях Северной Африки и Индии». Кристиан Лакруа
