Пока у тебя ничего не болит, ты о возрасте вообще не думаешь. А потом вдруг случается нечто — и ты понимаешь, что все, не девочка уже.
Дети выросли
Впервые мне сообщили, что я старею, в комментариях под статьей о знакомстве с родителями. «Это знакомство со своей старостью», — написали внимательные читатели.
Не то чтобы это было уж совсем неожиданностью. Впервые с мыслью «если стали совершеннолетними дети, значит, стали совершеннозимними мы», я столкнулась, кажется, в 1989 году на большом бардовском концерте. Борис Вахнюк так и сказал со сцены...
Я тогда еще была в позиции совершеннолетнего дитя, и фраза мне показалась просто красивой. А тут — упс! — я уже совершеннозимняя. И, кажется, пропустила осень. Живешь-живешь, скачешь со своими подростками, как юная стрекоза, и вдруг выясняется, что зима катит в глаза.
Когда-то давно, на заре своей журналистской карьеры, я занималась темой развития детского интеллекта. И тогда один маститый психолог мне объяснил, что с каждым новым ребенком уровень «взрослости» каждого из членов семьи снижается, потому что приходится «снисходить» до младших — агукать, сюсюкать, учиться читать. Все родственники подстраиваются друг под друга — и уровень интеллекта каждого соответствует среднему возрасту семьи. Надо возраст мамы сложить с возрастом папы и всех детей и разделить на количество членов семьи. Если по этой формуле пересчитать, то мне будет 33... Но кто ж пересчитывает!
Мне кажется, мы живем в такое время, когда возраст родителей приблизительно прикидывают по возрасту детей. Одна моя подруга недавно удивилась, узнав, что я ее на 10 лет старше. «Я, — говорит, — думала, мы одногодки». Это не мы одногодки, это дети у нас одногодки!
Моя коллега родила в прошлом году. Я знала, что ей 39, и всегда воспринимала как взрослого солидного человека. А теперь она для меня молодая мать (то есть вообще не взрослая и не солидная), и я все время сдерживаюсь, чтобы не учить ее жизни.
Ты хочешь выглядеть моложе
У меня лично проблемы с внешним восприятием: я ни разу в жизни на глазок не могла определить ни возраст, ни национальность, чьи бы то ни было. Я, конечно, отличаю европейцев от китайцев. Но немцев от англичан — вряд ли. А китайцев от корейцев — тем более.
Точно так же я отличаю младенцев от детей, детей от подростков в пубертате, женщин фертильного возраста от женщин в постменопаузе (с мужчинами, кстати, сложнее) — но это всё. 35 или 45 лет кому-то — у меня спрашивать бесполезно. Мне кажется, это в принципе бесполезно с тех пор как изобрели ботокс, филлеры и фракционный термолиз.
Поэтому когда кто-то говорит: «Мне 40, но я выгляжу на 25», — я теряюсь. Для меня 40 и 25 — приблизительно одно и то же — взрослая женщина.
И если эта женщина зачем-то сообщает, что «на свой возраст не выглядит», значит, она по меньшей мере своим возрастом недовольна, он ее не устраивает... А значит, она считает себя старой и надеется, что другие этого не замечают.
Жизнь только начинается
Это тяжелая форма предыдущего пункта. Со стороны воспринимается примерно как «я еще ого-го», а произносится, по всей видимости, для самоутешения — в момент, когда понимаешь, что многие возможности уже упущены.
Тебе уже 30, а ты еще ни разу не прыгнула с тарзанки. «Нет, не может быть. Жизнь только начинается, пойду прыгну». Прыгают не все. Да почти никто не прыгает! Но большинство еще лет 10 убеждают себя, что жизнь только началась и с тарзанкой еще успеем.
К 40 обнаруживаешь, что ни с тарзанки не прыгнула, ни замуж не вышла. И жизнь опять только начинается — а значит, то и другое впереди. В 50 к упущенной тарзанке и замужеству добавляется участие в полумарафоне (вернее, неучастие) — и жизнь начинается в очередной раз.
На самом деле прыгать с тарзанки, бегать марафон и выходить замуж можно, вообще не заглядывая к себе в паспорт. Захотелось — прыгнул, вышел, пробежал. Но — самое главное! — всего этого можно и не делать. И тоже в любом возрасте.
Ты молод душой
Если уж возраст лица и тела на глазок невозможно определить, то чужая душа — и вовсе потемки, как известно.
Но если человек заявляет, что молод душой — значит, он уже даже не решается утверждать, что в свои 40 выглядит на 25. И вообще, говорит, «старость — это не состояние тела», надеясь, что в душу никто не заглянет (а если заглянет, то все равно ничего не докажет).
На самом деле старость — оно и есть, состояние тела. Молодых тело волнует: они намереваются им активно пользоваться (в том числе для воспроизводства) — поэтому им важно, чтоб оно было хорошо управляемым, не подводило и не болело. Как только ты решил, что тело уже на выброс, зато душа молода — это старость. Даже если по паспорту тебе 20 лет — все равно старость.
Друзья уходят
Вот это действительно шок, который лишает постепенности в осознании. В наше время границы возраста размыты, и не существует общих правил: в этом году я поднимала тост за здоровье молодых на свадьбе своих 40-летних друзей, а в прошлом — поздравляла с первенцем 50-летнего коллегу... А потом — бац! — и похороны однокурсника.
Когда умирают ровесники — не на войне, не в автогонках, не при погружении с аквалангом, а от инфаркта или рака — ты внезапно понимаешь, что жизнь проходит. В самом буквальном смысле.
Появляется «навсегда»
Для взрослых людей нет ничего вечного и неизменного. Это в детстве можно заучить таблицу умножения «раз и навсегда», а в позднем пубертате так же навечно влюбиться.
Взрослея, постигаешь диалектику и забываешь, сколько будет 7×8. Изменчивость и непредсказуемость жизни скорее развлекает и радует, чем пугает и огорчает. И даже десятый год сидя в одном и том же офисе или двадцатый год любя одного и того же мужа, ты отдаешь себе отчет, что все в любой момент может измениться.
Но однажды какая-нибудь мудрая женщина тебе рассказывает, что в ее доме «навсегда поселилась тихая радость», — и ты вдруг остро понимаешь, что дама не юна. И «навсегда» — это значит примерно «до конца жизни», которой уже осталось немного.
Мне кажется, очень многие резко постарели после московских митингов и выборов в сентябре: «Ну все, — говорят люди, — это теперь навечно», — и вздыхают по-стариковски.
Вера в «вечные ценности» — тоже возрастное. Если кто-то говорит, что Алисса Монкс — это несерьезно, а Эдвард Мунк — это вечно, я понимаю, что человек стареет. Тем более — когда взрослый выхватывает у ребенка из рук книжку Жвалевского и подсовывает «вечную классику» Катаева. Или вовсе отнимает комп, вещая о волшебном запахе бумажных книг...
Нормально любить Мунка и Катаева. Странно верить, что их обязаны любить все и всегда. Жизнь меняется, и если ты не меняешься вместе с ней, ты устареваешь.
