Писсуар в галерее
Марсель Дюшан и Первая мировая
Знаете этот страшный момент в фильмах, когда в минуту опасности герой вдруг начинает дико хохотать? Или ходить на руках, вместо того чтобы бежать? Или выкидывает любую другую неожиданность, потому что холодный разум покинул его?
Во время Первой мировой с художниками творилось что-то похожее. Мир дрожал и ломался, а художники хохотали. Эта защитная реакция стоила искусству старых идеалов: например, француз Марсель Дюшан, абсолютно не стесняясь, пририсовал легендарной «Моне Лизе» усики и бородку.
Дюшан был дадаистом, а дадаисты первыми заявили, что красота в искусстве — не главное. Поэтому они тащили в музеи все, что под руку попадется: тот же Дюшан однажды выставил в галерее писсуар. Так художники заявляли: старого мира больше нет, а новому миру нужно новое искусство.
Искусство из грязи и ужаса
Ансельм Кифер и Холокост
«Искусство — это сложно», — говорит современный немецкий художник Ансельм Кифер. Те, кто бывал на выставках Кифера, добавили бы, что это еще и мрачно. Но какой мир — такое и искусство.
Раны XX века еще кровоточат, и художники обрабатывают их своим творчеством, чтобы ничего не загноилось. Ансельм Кифер родился под последними бомбежками Второй мировой, и всю жизнь посвятил размышлениям о той мясорубке, в которую превратился мир к моменту его рождения. Но он, как и многие художники второй половины XX века, увидел в современных грязи и ужасе почву для великого искусства.
И это искусство не оплакивает мертвых, оно помогает живым понять, что не нужно множить зло.
Картина из этикетки с консервной банки
Энди Уорхол и культура потребления
Не будем множить зло — будем получать удовольствия. Примерно под таким девизом существовал поп-арт. Пока одни художники страдали над абстрактными полотнами, художники вроде Энди Уорхола рисовали новую картинку счастья.
Америка меньше других стран выдохлась во время Второй мировой, а потому после войны страну захлестнул бум потребления. Яркий с леденцовыми бликами кабриолет стал воплощением американской мечты. Стиральная машина и холодильник, тостер и телевизор и бесконечная реклама все новых и новых материальных благ. Поэтому поп-арт не утруждал себя придумыванием оригинальных образов.
Энди Уорхол, например, взял банку супа «Кэмпбелл» буквально с полки супермаркета и сделал из этого изображения картину. А потом и вовсе отказался от ручного труда и стал печатать свои работы на станке. Если все вокруг что-то производят и потребляют, почему бы не сделать из искусства бизнес-машину?
«Карикатуры» на известные картины
«Лондонская школа» и послевоенный мир
А вот по другую сторону океана, в туманном Лондоне, художников меньше всего заботило, что человек ест и на чем ездит на работу. Фрэнсиса Бэкона, Люсьена Фрейда и других живописцев так называемой лондонской школы интересовало человеческое тело, но не как потребителя, а как создание, которое в любой момент может исчезнуть под лопастями очередной жестокой войны. На этих полотнах даже самые сильные, властные и могущественные существа дрожат от страха перед новым миром.
Например, у Фрэнсиса Бэкона есть полотно «Кричащий папа», созданное по мотивам «Портрета папы Иннокентия X» кисти великого испанского художника XVII века Диего Веласкеса. Только Бэкон лишает Иннокентия X спокойствия и заставляет его кричать. О чем? О том, как страшно жить, конечно.
Скульптуры, изъеденные червями
Братья Чепмены и эпоха соцсетей
За недавним пожаром в Нотр-Даме следили миллионы людей по всему миру. И пусть многие из них никогда не видели собор вживую, у них была возможность наблюдать за его смертью в прямом эфире.
Соцсети и круглосуточное ТВ-вещание сделали любую трагедию близкой, и сегодня нас уже не удивишь фотографиями авиакатастрофы или видео с места теракта. Кровь и мясо, которые преследовали в кошмарах всякого, кто побывал на войне, сегодня — безобразная, но привычная картинка.
Художники вроде братьев Чепменов приносят это безобразие в музеи, вызывая негодование у любителей Рафаэля и Ван Гога. Да, скульптуры людей, изъеденных мухами и червями, не могут вызвать эстетического восторга. Но они снова и снова напоминают нам: человек смертен, и внезапно смертен, и часто — по чьей-то чужой, жестокой и бессмысленной воле.
Читай также:
