Однажды мой муж семь недель пролежал в реанимации. В реанимациях столько не лежат. Три дня, в крайнем случае — неделя, и тебя переводят либо в обычное больничное отделение, либо в морг. А он лежал и не сдавался. И я каждый день к нему приходила... В саму реанимацию запускали минуты на три. А так сидишь в коридоре — и ждешь, пока доктор разрешит.
Там, в реанимационном коридоре, я насмотрелась и выписок, и смертей. Когда человек умирал, его родственникам приносили на подпись бланки согласия на посмертную трансплантацию органов. И почти все кричали: «Ни за что!» — и писали отказ.
Примерно на третьей-четвертой неделе, когда надежда уже почти угасла, я подумала, что, если ко мне придут вот с этими бумагами, напишу согласие. Потому что хочу, чтобы муж жил — хотя бы только сердцем — в чужой груди. Пусть даже только роговицей в чужом глазу... Я думала, как попрошу разрешения иногда встречаться с человеком, в котором остался мой живой любимый, и буду слушать его сердце или смотреть в его глаза. Или просто буду знать, что он еще не весь умер — если мне не дадут встречаться с реципиентом.
Мой муж выжил! И выздоровел. Но борьба была такая долгая, а смерть — такая близкая, что эта тема перестала быть для нас табуированной. Мы строим планы не только на жизнь, но и на смерть.
Просто закопать
В детстве я довольно много времени проводила на кладбище. Думаю, родителям оно в некоторой степени заменяло отсутствующую дачу: мы там выпалывали сорняки и высаживали новые растения буквально каждый визит.
Визиты случались раз 5—6 в году. Моя мама и до сих пор обижается и считает личным оскорблением мой отказ поехать на кладбище в честь религиозного или светского праздника, а также в честь дней рождений и кончин родственников.
Мне кажется, в этом императивном посещении кладбищ есть что-то от незавершенной сепарации. Похороны не зря называют «последним долгом». По идее, предав земле родственника, ты покончил с долгами и можешь жить своей жизнью. Но...
На деле ритуальная привязанность к кладбищу не позволяет воспользоваться этой свободой. Ты «должен» до конца жизни — своей, а не его. «Последний долг» растягивается на годы. Древние люди в этом плане, пожалуй, были даже гуманнее: кого не хотели отпускать, тех сразу сжигали вместе с покойником... А теперь ты вроде жив, но все равно умерший распоряжается твоим временем, твоими деньгами и твоими планами.
Христианский мир в плане баланса жизни и смерти устроен довольно криво. Хотя, казалось бы, Христос проповедовал жизнь «и пусть мертвые хоронят своих мертвецов». Но многие поняли его по-своему и свели всю свою жизнь к «долгу памяти» и культу смерти.
Мертвые отнимают у живых место под солнцем. Кладбища — это целые города, где квадратный метр стоит не сильно меньше, чем квадратный метр жилья на прилегающих территориях. Сам по себе ритуал со всеми сопутствующими атрибутами — тоже недешев. Как настоящая квартира, могила нуждается в регулярной уборке и реконструкции, а некоторые убеждены, что и в сезонных сельхозработах: вскопать, засеять, прополоть...
Но главное, места захоронения — это символический якорь, который привязывает человека, не давая ему ни сменить место жительства, ни радоваться настоящему...
Сгореть
Очень многие из тех, кто в детстве был связан долгом и вынужден посещать кладбища, теперь категорически настроены на кремацию. В Европе это уже повсеместная норма. Католики и протестанты не настаивают на захоронении в гробах, а изобретают более экологичные ритуалы.
В основном, конечно, это связано с дефицитом территорий: если в маленькой европейской стране отдать всю землю мертвым, то куда деваться живым? В России с ее широкими просторами вопрос пока стоит не очень остро. И все же...
Я лично предпочла бы, чтобы меня сожгли. Не всю конечно, а то, что останется после изъятия всех частей, пригодных для дальнейшего использования живыми людьми (то есть для трансплантации). Хочется верить, что останется немного. Вот это бы сжечь и развеять пепел по ветру. Чтобы потомки не чувствовали себя связанными и жили без оглядки на «отеческие гробы».
Превратиться в алмаз
Очень популярная в последнее время тема. С одной стороны, можно всегда носить свою любовь у сердца (например, в кулоне на золотой цепочке), с другой — ни к месту, ни к датам, ни к бытовым услугам долг памяти тебя не привязывает.
Выращивание алмазов из углерода под высоким давлением и при высоких температурах — идея советских физиков. Технологию предложил и патент получил наш ученый Овсей Лейпунский (еще в 1939 году). Он, правда, придумал выращивать алмазы для нужд советской промышленности.
Прессовать драгоценные камни из пепла умерших родственников додумались швейцарцы. В 2004 году была основана компания Algordanza, объявившая Memorial Diamonds своей основной специализацией. На данный момент это единственный в мире сертифицированный производитель алмазов из праха, но его представительства есть в 30 странах мира. Финляндия — ближайшая к нам. Филиала в России пока нет.
Из праха одного умершего можно сделать один большой бриллиант, а можно — до 4 маленьких — чтобы каждому из родственников осталась память. Ясно, что технология не для бедных (цены стартуют от $5000), но экологично и красиво.
Прорасти травой
Биокапсулы — модная, но не воплощенная идея. Все так хотят, но никто так не делает. Способ изобрели и запатентовали итальянцы. Человека либо кремируют — и прах (зола) становится удобрением для растения. Его смешивают с землей, помещают в бумажный стаканчик, в котором и проращивают росток. Потом вся конструкция вместе со стаканчиком прикапывается в грунт — и «я к вам травою прорасту».
Более радикальный метод — хоронить умерших в позе эмбриона в биоразлагаемой капсуле, над которой высаживается дерево. Таким образом вместо кладбищ, по замыслу авторов идеи, Европа должна покрыться мемориальными лесами и парками. Тема настолько широко обсуждается, что многие мои знакомые искренне верят, что так уже сейчас можно...
На самом деле — нет. Концепция пока нигда не легализована (по крайней мере, на момент написания материала), потому что под биокапсулы все равно нужно выделять землю, а золу и так никто не запрещает использовать для удобрения смородиновых кустов у себя на дачах.
И вот тут ловлю себя на странном ощущении. Так — не хотела бы. Ибо куст или дерево — все равно привязка к месту и пресловутый «долг памяти»... Луше все же развеять по ветру.
Читай также о том, почему свадьбы — тоже мероприятие не для слабонервных.
