Мама кричала: «Хоть бы ты сдох, ненавижу!» Дети алкоголиков — о родителях, страхе и взрослой жизни

Из-за пьянки дом превращался в ад, а я вышла замуж за алкоголика

Ольга Раменская, 40 лет, г. Владимир

Главное воспоминание моего детства — отец, сидящий на кухне с бутылкой водки. На столе прямо на газете — нарезанное сало, куски хлеба. Иногда он пил, не закусывая. Мама в такие дни спала в моей комнате, и я слышала, как она плачет ночами. 

В галерее читай о знаменитостях, которые не знают меры в спиртном:

Иногда мама не выдерживала и начинала выговаривать ему, пьяному. Сейчас я понимаю, что она нарушала элементарную технику безопасности — нельзя лезть к пьяному, нельзя! Нервы ее сдавали и она кричала в сердцах: «Хоть бы ты сдох, тварь! Ненавижу тебя. Всю жизнь мне сломал!» Тогда отец, рассвирепев, выбивал двери, разбивал стекла. Один раз он силком затащил маму в ванную, бросил ее лицом на кран и начал поливать водой. Я просыпалась от шума и умоляла его: «Папа, не надо!»  

Однажды мы с мамой убежали из дома ночью. Бежали по темной осенней улице, меня она успела одеть, а сама выбежала в тапках. Ночевали у ее подруги, сквозь дрему я слышала, как мама жаловалась ей, а тетя Лариса убеждала уйти от отца.

Страх и стыд — главные спутники моего детства. Иногда отец мочился в кровать, и мне было стыдно за него. Даже я уже давно не писаюсь в постель, а ведь он взрослый, как же так?! Сначала мама стягивала с него мокрые трусы и брюки, потом перестала. Утром отец зло снимал с себя мокрое белье, устало шел в ванную. А в большой комнате еще несколько дней стоял тяжелый запах мужской мочи. Порой пьяный отец не доходил до туалета и мочился в комнате или коридоре. Его рвало в ванную, сам за собой он не убирал, это приходилось делать маме. 

Его запои длились по 3–4 дня, и в такие дни дом превращался в ад. Получку он отдавал маме, а когда требовалось выпить, сначала клянчил, а потом и выбивал эти деньги из нее. 

Он умер, когда мне было 15. Пьяный полез переплывать реку и утонул. Несмотря ни на что, я любила его, и его ранняя смерть стала для меня трагедией. Да и мама любила его и тяжело переживала раннюю гибель. 

Тяжелые запои у отца случались несколько раз в год, в остальное время мы были обычной семьей — ходили в кино, зоопарк, летом ездили в лес. О бытовом алкоголизме отца знали только самые близкие люди. Для меня его болезнь была стыдной, и я ни с кем этим не делилась.

Я не стала пить, как мой отец, но стала жертвой, как мама. И в 22 года вышла замуж за запойного алкоголика. К сожалению, женщины действительно часто выбирают мужчин, похожих на отцов. Ничем другим я свое замужество объяснить не могу, дочери пьющих мужчин часто идут по этой дороге. 

Как и отец, муж был социально успешен, и только самые близкие знали о нашей беде. Моя жизнь крутилась по спирали «живем хорошо — муж уходит в запой — трезвеет, кается, я его прощаю — живем хорошо — муж уходит в запой».

В фильме «Москва слезам не верит» героиня Ирины Муравьевой говорит подругам: «Что я только не делала. К каким только врачам его не водила». Вот и я что только не делала — водила к наркологам, психотерапевтам, бабкам. Кодировала, подсыпала чудо-порошки, ничего не помогало. Муж напивался, потом трезвел, обнимал мои ноги и умолял простить. Я прощала. Он снова запивал.

Я научилась делать капельницы. Покупала в аптеке раствор Рингера, глюкозу, мочегонное, вгоняла в его вену иглу и пару часов сидела рядом. Вечерние капельницы были нужны, чтобы утром он мог пойти на работу.

Я смогла уйти от него. Это случилось, когда он стал спать в обуви и терять память. Вечером надебоширит, а утром ничего не помнит. Кодирования хватало на 3—4 месяца. Я поняла, что мне больше не нужны его уверения в вечной любви и вообще больше ничего не нужно.  Для детей развод стал драмой, но я попросила их понять меня. 

За год из тревожного существа с запуганными глазами я превратилась в спокойную веселую женщину. У меня улучшилось здоровье, ушла бессонница. И я не понимаю, для чего, зачем, я почти 20 лет прожила в аду.  Ведь у меня есть профессия, дети, жилье. Я работаю с психологом, чтобы окончательно избавиться от созависимости и не вступить снова в отношения с пьющим человеком. И я бы всем советовала: «Бегите, бегите, пока вы еще молоды и у вас есть силы бежать. Пьющий человек будет пить всегда.

Отчим сильно бил маму и выносил вещи из дома, когда не хватало на выпивку

Юлия Дубова, 45 лет, Ангарск

Осознание, что отец пьет, у меня появилось лет в пять, наверное. Мне об этом говорили другие родственники, когда я спрашивала, почему папа не смог забрать меня из детского сада. А папа просто спал пьяный. Меня воспитательница приводила домой, это был позор на весь двор. 

Папа работал инженером-электриком на комбинате в Ангарской нефтехимической компании, его периодически пытались уволить. Работал он хорошо, но только трезвый, а в трезвом состоянии он был, возможно, половину всего времени. Но я папу не ненавидела, скорее жалела. Он был человеком довольно тихим и безобидным, и проблемы доставлял больше другим родственникам, чем мне. 

Мне было с кем сравнить папу — мама с ним развелась и снова вышла замуж. Отчим был алкоголиком громким, скандальным, каждая пьянка была с дракой, битьем посуды, ломанием мебели. Отчима я ненавидела лютой ненавистью, мне доставалось, когда я бросалась на него в попытках защитить мать. Маму он сильно бил. Все кончилось, когда у отчима случилось шесть подряд инсультов и инфаркт.

Сейчас я понимаю, что почти половину своей жизни провела в страхе и ненависти. Вот ты идешь домой и не знаешь, что тебя там ждет. Может, дома тихо и удастся пересидеть вечер тихонечко у себя в комнате за закрытой дверью. А, может, там пьянка и скандал. И отчим снова бьет кафель в ванной, колотит посуду. Иногда он при моих друзьях выпирался в одних трусах пьяный и начинал истерить, мне было очень стыдно.

Жили мы бедно: он таскал вещи из дома и продавал, когда денег на выпивку не было. Мама научилась выживать и в этих условиях: она практически из минимума делала более-менее приличную еду, макароны в ста видах, 50 блюд из картошки. Картошку и овощи мы сами выращивали на даче. 

Не уходила она от отчима, потому что считала: одна с двумя детьми не справится. В 90-е лишилась работы в институте биофизики в Ангарске. И затем работала, где пришлось: полы мыла, на рынке торговала, репетиторством занималась. Вряд ли мама когда-то была счастлива. Ни отца, ни отчима давно нет в живых, мама ходит на кладбище к ним обоим.

Я сама не из тех, кто не берет ни капли в рот, но я пью совсем по чуть-чуть, что называется, больше для вкуса. У меня плохие сосуды, мне надо беречься. А вот мой муж не пьет совсем. Я его выбирала не за это, конечно, это просто оказалось дополнительным бонусом, что ли. Его братья и отец такие же — не пьют совсем. 

Если я вижу где-то скандалящего алкоголика, у меня желание закрыть глаза, убежать, спрятаться, эти люди неприятны мне до сих пор. А когда вспоминаю свое детство, на меня накатывает тоска. Если бы оно было другим, мне было бы проще строить отношения с людьми.

Самое грустное для меня — отсутствие опыта нормальных семейных отношений. Многие вещи, с которыми другим людям посчастливилось расти, я постигала сама во взрослом возрасте. И, как мне кажется, так до конца и не постигла. Но теперь уже как есть.

 Мы прятали от деда ножи и со страхом ждали, когда он вернется с работы

Татьяна Михайлова, 47 лет, Санкт-Петербург

Впервые в четыре года я осознала, что мой дед — пьяница. Я жила с ним и бабушкой, мама с отчимом жили отдельно, но и они выпивали. Это было тихое бытовое пьянство, пили по вечерам, после работы. 

А вот дед был агрессивным алкоголиком, угрожал оружием, ножи в доме приходилось прятать. Скандалы, драки, угрозы были обычным делом. Иногда его увозили на 15 суток, потом он возвращался, и все начиналось заново. Пьяные разборки в семье, когда бабы скручивают расходящегося мужика, были нашей реальностью. 

Главным чувством детства был страх. Дедушкиного возвращения с работы мы всегда ждали с напряжением. От того, как он зайдет в дом — либо по-человечески, либо открывая ее пинком, становилось понятно, каким будет вечер. Однажды дедушка попытался меня ударить, и я ушла жить к маме.

А бабушка прожила с ним до самой смерти. И у меня на нее была обида за то, что она такую жизнь выбрала для себя и нас на нее обрекла. Стыдно было за своих пьющих родственников, было неловко подруг домой приводить. И я еще в детстве твердо решила: в моей жизни такого быть не должно, жить с пьющим человеком я ни при каких условиях не буду. 

Мой первый брак распался как раз из-за этого. Когда мы поженились, проблем не было, алкоголь появился в последние полтора года семейной жизни. Первый муж был талантливым творческим человеком, для них это, увы, свойственно. Мы прожили восемь лет, я ушла. Мой второй муж не пьет вообще. Я сама к алкоголю отношусь нейтрально, в состоянии опьянения не была много лет.

Как и любой ребенок алкоголиков, я выросла травматиком. И фактически вся моя жизнь оказалась стратегией по компенсации трудного детства: когда ты отыгрываешь детский страх и делаешь все, чтобы твои дети жили в других условиях, чтобы они не узнали, что такое унижение. У детей из других семей это получается само собой, а мне приходилось прикладывать для этого усилия. Это довольно энергозатратно, и я с удовольствием эту энергию потратила бы не на сохранение баланса, а на личностный рост, например.

Брат угрожал меня сжечь, когда не дала ему денег

Марина Щербакова, 35 лет, Красноярск

Отец работал водителем лесовоза, также он был охотником, имел ружье. Однажды, будучи пьяным, выстрелил из него дома. Пробил дыру в стене, упала картина, нам всем было страшно. 

Когда я выросла, узнала, сколько бытовых убийств происходит на почве алкоголя. Он нас не бил, но иногда нам с мамой и братьями приходилось прятаться от него. Мне лет шесть было, когда я осознала: мой отец — пьяница. Поняла сама, не помню, чтобы мама мне об этом говорила. Он пил дома, и я видела, что он пьет водку и становится не таким, как обычно.

Мама нашла в себе силы уйти от него и одна поднимала троих детей. Мне тогда было девять лет, братьям еще меньше. Нам было трудно, возникли проблемы с деньгами, отец не помогал, но мама со всем справилась. А отца убили на охоте. В последний раз я видела его, когда мне было лет 10. Сначала я ничего не чувствовала по этому поводу, потом винила себя, что не дала ему шанса.  И себя, и его я простила, будучи уже взрослой.

Я сама практически не пью алкоголь. Однажды были отношения с мужчиной, который постоянно выпивал. Я быстро поняла, что он «тихий алкоголик», и отношения развалились. Когда я узнаю, что нравящийся мне мужчина любит выпить, перестаю с ним общаться. И мне это несложно. Повторения детского сценария не хочу ни в каком виде. 

А вот один из моих братьев стал алкоголиком. Когда я после развода жила с детьми у мамы, он постоянно ей досаждал. Однажды, пьяный, разбил стекло моей машины. Через два дня звонил и как ни в чем не бывало просил денег. Много раз угрожал, например, сжечь меня. Он вообще не понимает, сколько боли причиняет близким людям, а потом имеет наглость просить у них денег. 

Несколько раз по просьбе мамы и его бывшей жены я отвозила его в клинику, где ему очищали кровь и «зашивали». Но он быстро «расшивался», и все по новой начиналось. Сейчас я не хочу иметь с братом никаких дел, я, наверное, единственный человек, который ему говорит: «Нет, я не дам тебе денег». Он из-за этого терпеть меня не может, но зато перестал беспокоить. Второй брат, слава Богу, не пьет.

Отца парализовало, но он продолжает пить

Ксения Соколовская, 42 года, Новосибирск

11 лет я прожила, не зная, что мой отец — запойный алкоголик. Он был закодирован или, как раньше говорили, «зашит». Ему даже настойку календулы или валерьянку на спирту было нельзя, он мог от этого умереть. Папа хотел второго ребенка, и мама поставила ему условие: «Если хочешь дочь, бросаешь пить». Он «зашился», и я родилась. 

А потом у старшего брата случилась свадьба, папа начал готовиться к ней и потихоньку запил. Действие «торпеды» закончилось. И тогда-то на меня и обрушилась эта страшная тайна: мой папа — алкоголик. Это осознание далось мне очень тяжело. Мама с папой давай сразу разводиться, я очень сильно переживала, постоянно плакала, не хотела в это верить. Как и в то, что мой папа пьет.

Он ушел в запой на два года. Когда не пил, построил дом родителям, купил три машины, мы на море ездили, вообще все хорошо было. А когда запил, пропил все машины и этот дом. И этот кошмар продолжался два года: он то приезжал, то уезжал, мама его выгоняла, куда-то сама уезжала. Мне было очень тяжело, но папу я не переставала любить. 

Отец не просыхал в принципе. Его привезли, помню, к маме в полумертвом состоянии. У него все отказывало, печень почти не работала, мама его выхаживала, делала дома какие-то капельницы. Он тогда не ел, не пил, сильно похудел, опять зашился и много лет опять не пил. 

Потом снова запил, и его парализовало 16 лет назад. Они так и не развелись, вместе 53 года. Отец продолжает пить. Сейчас он сидячий больной, ходит только с помощью ходунков. Иногда просит: «Принесите мне в комнату поесть, до стола тяжело мне идти». Но если речь идет о бутылочке или стопочке, он подлетит и подбежит, как будто у него с ногами все в порядке. 

Когда я приезжаю к родителям, он мне всегда говорит: «Привези мне бутылку «Алазанской долины». Если честно, в родительском доме всегда стоит алкоголь. Гости часто бывают, да и мама до сих пор любительница выпить. 

Моя мама была мэром в нашем поселке. У них то презентации, то совещания, и постоянно коньяк в ее жизни присутствовал. Когда я выросла, поняла, что мама тоже алкоголичка. Кто-то в гости пришел или просто вечером заскочил, и мама всегда: «А давайте рюмочку, 100 грамм, 100 грамм». Но она не напивается, она так, две-три рюмочки пропускает.

Я сама впервые попробовала алкоголь в подростковом возрасте. Это были 90-е и спирт Royal. Я, конечно, пару раз напилась в свои 15—16. У меня сейчас детям 16 и 18 лет, мне даже страшно представить себе, что они могут прийти домой пьяные. А мы тогда вот так росли, с такими экспериментами. Но постепенно пришло понимание, куда я иду, зачем, что мне от жизни нужно. И я поняла, что алкоголь мне вообще не нужен. 

В 22 года я замуж вышла, в 23 у меня ребенок старший родился. И постепенно все вечеринки с пивом и другими напитками сошли на нет, я вообще перестала переносить алкоголь. Я много лет на всех корпоративах и вечеринках пила морсы, и мне говорили: «Ты что, Ксюха, закодировалась?». Я смеялась: «Да, закодировалась». Это был самый простой способ избежать долгих объяснений. Два моих мужа не пили. Ну как не пили, была культура употребления — бутылка вина за семейным ужином. 

А недавно мне Вселенная отправила молодого человека, который оказался алкоголиком. Два месяца последних он трезвый, но я понимаю, что от этого он не перестал быть алкоголиком. И мне бывает страшно, что тема алкоголизма в моей жизни снова проявилась. У меня  сердце разрывалось на части от осознания этого. И у меня же чувства возникли, это для меня уже не чужой человек. Я слышу внутри себя голос: «Не теряй с ним время, что он тебе может дать? Это деградировавшая личность». 

Я работала в центре профилактики наркомании и алкоголизма, сейчас я бизнес-тренер, занимаюсь вопросами личностного развития, я знаю, что такое деградация. И  я поняла, что единственное, что могу сделать — не сливаться  с ним, не вступать в созависимые отношения, не контролировать, не спасать, не лечить, беречь свои границы. Это единственный бережный для психики способ существования в отношениях с алкоголиком. 

Но я сама не понимаю, зачем вступила в эти отношения. Может быть, чтобы ослабить излишний самоконтроль, перфекционизм? Пересмотреть свои какие-то амбициозные цели на соотношение материального и духовного?

Когда я съехала от родителей, то похудела на два размера — дома заедала обиды

Валерия Ланских, 26 лет, Подмосковье

Впервые я осознала, что мой отец пьет, в младшем школьном возрасте. У него резко менялось настроение. Трезвый папа — злой папа. Выпивший папа — добрый папа. И я старалась использовать это как-то для себя: просила новую игрушку, например. 

Но к 13 годам я стала понимать, что алкогольное опьянение начало работать против меня. У пьяного папы возникало ко мне все большее количество претензий. Маленькой я была хорошей, а мама плохой. Со временем, когда я выросла и у меня стали появляться свои увлечения, друзья, вектор изменился. «Все плохие, а дочь хуже всех». Это активно транслировалось именно в момент употребления алкоголя. 

И я напрямую связываю это с алкогольной деградацией — у отца заметно упала критичность мышления и понимание чужих границ. Когда в жизни возникали трудности, он предпочитал выпить, чтобы избавить себя от ответственности и иметь возможность выплескивать эмоции. Тогда-то я и поняла, что алкоголь полностью блокирует сострадание и способность понимать ближнего. Из-за этого я рано повзрослела, ведь полагаться я могла только на себя. 

Это отсутствие опоры очень ранило. Потому что ты не мог прийти к родителям с неразделенной любовью, лишним весом, травмой, болезнью и попросить: «Папа, у меня такая проблема, помоги мне, пожалуйста, ее решить». Я не могла это сделать, потому что отец был неуправляемым агрессивным алкоголиком и знатным манипулятором. Он был ростом под два метра, и когда выпивал, становился просто опасен. Мог побить и не помнить потом этого. И это было самое страшное: когда ты вынужден реально взрослеть, учиться решать свои проблемы и в то же время держать на расстоянии своего отца, чтобы хоть немного его контролировать.

При этом отец хорошо зарабатывал и с точки зрения общества выполнял все обязательства перед семьей и детьми. Дети алкоголиков, которые тащат все последнее из семьи, могут рассчитывать на социальное сочувствие. У меня такого права не было, и главный аргумент отца звучал так: «Я зарабатываю, значит, имею право». И социум тебе транслирует: у тебя очень хороший отец, он о тебе так заботится. 

Этот диссонанс между домашней реальностью и социумом приводит к сложные психическим расстройствам. Я с этим обращалась к психологу, он подтвердил, что возник жесткий конфликт самооценки. Также на психике сказалась постоянная жизнь в стрессе. Еще психолог сказал, что использование алкоголизма как орудия, средства давления — очень популярная история в обеспеченных семьях. Когда в мои 19 у меня появился молодой человек, отец по этому поводу устроил специализированный запой.

Постепенно у меня появлялось ощущение клетки от того, что я полностью бессильна и беспомощна перед пьющим человеком. Он сильнее меня, и я завишу от него финансово. И я ни у кого не могу попросить помощи, потому что все уверены: у меня все круто, а я сама по себе лентяйка и белоручка, и за меня все делает мой папа. У меня появились мысли о суициде, началась настоящая клиническая депрессия, которую я лечила у специалистов.

Но благодаря работе с психологом я проработала внутренние проблемы. Затем я нашла работу и сняла квартиру. Мне пришлось делать выбор: либо я нищеброд, но с хорошей самооценкой, либо я живу в обеспеченной семье, но у меня нет ни друзей, ни молодого человека, и меня постоянно травят. У меня прошел конфликт самооценки и синдром самозванца (мне казалось, что я сама по себе собой ничего не представляю). С родителями я почти не общаюсь. Я очень много весила, когда жила с ними — заедала обиды. Съехав, я похудела на два размера.

У меня нет зависимости от алкоголя, и я не бываю в алкогольных компаниях. Я уверена, что никогда не свяжу свою жизнь с пьющим человеком. Одно время мне нравились мужчины, похожие на моего отца легкой напористостью и агрессией. Сейчас мне нравятся уравновешенные добрые мужчины. Сломать семейный сценарий мне удалось только благодаря своей осознанности и работе с психологом. Я все это проработала и сейчас могу сказать, что я счастливый свободный человек.

Голосуй за блогеров, которые в 2020 году сделали больше всего добрых дел:

• Поддерживали людей в нервной и тревожной обстановке пандемии;
• Помогали женщинам защититься от насилия;
• Заряжали бодростью на ежедневных утренних зарядках.

А еще смотри видео о том, как итальянцы воспринимают русских женщин: