Какой венецианец, кавалер галантного века известен всему миру как поэт, драматург, переводчик, историк, дипломат, музыкант и прочее и прочее? Чье имя - синоним гедонизма? Кому покорялись женщины, мужчины и сдавались на милость целые города? Да, это он, Джакомо Казанова, шевалье де Сенегаль. И только один город не пожелал знать его - родная Венеция. А блудный сын всю жизнь стремился вернуться домой.
У Дворца дожей сновали рабочие в ярких комбинезонах, снимая с постамента изваянного в бронзе Казанову. Приняв на борт необычный груз, баржа вышла в море. Некоторое время на палубе еще можно было различить силуэт знаменитого искателя приключений, но cудно уходило все дальше, пока не превратилось в едва различимую точку. Великий авантюрист в который уже раз покидал Венецию. Теперь уже точно навсегда.
Сутана, мундир, дорожный камзол
Чуть больше двухсот лет адепт науки и богатейший человек своего времени граф Вальдштейн разыскал в Париже забытого богом и людьми старика и привез его к себе в Богемию. Чудаковатый старик был словно ожившей картинкой прошлого: пудрил косу, гнусавил приторные комплименты всем дамам замка Дукс, а камзол его сиял фальшивыми бриллиантами (настоящие-то были давно проданы).
Трясущаяся старческая рука так и блуждала под юбками служанок, но даже самый дрянной слуга не желал оказывать должного почтения этому господину. Старик был ворчлив, привередлив, постоянно бранился и целыми днями что-то писал, запершись в библиотеке. По тринадцать часов кряду он водил пером бумаге, заново воссоздавая свою жизнь в «Мемуарах».
Когда он умер, его похоронили на небольшом местном кладбище за часовней Святой Варвары, поставив на могиле камень с простой надписью «Casanova MDCCLXXXIX». Это имя мало что говорило современникам, но в одночасье облетело Европу после опубликования воспоминаний старика. Издатели, не подозревая, выпустили джина из бутылки.
...Венеции все еще снится ее великое прошлое. Сегодня город представляется нам декорацией к старой сказке. А в былые времена Светлейшая республика - так величали когда-то Венецию - осеняла своей властью всю Адриатику и не боялась перечить Риму и Византии. Десятки судов заходили в устье Большого канала, поднимались к рынкам Риальто и выгружали из трюмов пряности и шелка, кожу и вино, мрамор, серебро. Пестрая, разноликая толпа наполняла венецианские улицы, и город словно впитал многоязыкий гомон.
Но к веку восемнадцатому, в котором жил Казанова, Венеция устала от войн и эпидемий и устроила себе грандиозный отдых. Ветер легкомыслия, радостного беспутства витал тогда над всей Европой, но Венеция слыла законодательницей мод галантного века. Это было время кричащей роскоши, утонченных наслаждений и изнеженной праздности. Венеция открыла свои сундуки и швыряла деньги на ветер. На Большом канале возводились новые и украшались старые палаццо. Нувориши и аристократы, стремясь перещеголять друг друга, одевали свои дворцы в золото, мрамор и порфир. Город не так уж сильно изменился за последние два-три столетия. Мы еще можем увидеть отсвет той эпохи. Но чего нам не постичь уже никогда, так это атмосферы, которая царила в те времена в городе Святого Марка.
Двери игорных домов, борделей, кафе и трактиров не закрывались ни днем, ни ночью. Венеция удовлетворяла все капризы своих патрициев и их гостей. Неподалеку от Риальто сохранилась набережная с красноречивым названием Fondamenta di Tette - набережная Титек. Здесь всегда можно было найти шлюх на любой вкус. В ожидании клиентов они высовывались из окон, обнажив грудь, как и предписывали им законы Светлейшей республики. В этом городе запретных удовольствий должен был появиться человек, способный саму жизнь посвятить наслаждениям. И он появился.
В семье актеров Гаэтано Казановы и Дзанетты Фарусси родился мальчик, которого нарекли Джакомо. Не было для венецианцев развлечения более любимого, чем театральные представления, и ремесла более презираемого, чем ремесло актера. Знатного происхождения Джакомо не досталось, зато достался великий талант к перевоплощению. Большую часть детства мальчишка провел под присмотром бабушки. Родители колесили с гастролями и мало занимались сыном. Ребенок рос болезненным, его часто мучили кровотечения. Однажды после очередного приступа бабушка отвезла внука к колдунье на остров Мурано. С того дня ребенок больше не болел.
Мурано - остров в лагуне, прославившийся на весь мир благодаря искусству стеклодувов, - будто Венеция в миниатюре: те же каналы, мостики и гондолы. Когда-то здесь проживало 50 000 человек, на Мурано был свой мэр и своя «Золотая книга», в которую, как и в большой Венеции, золотом вносили имена правящей знати. Еще в 1291 году из-за частых пожаров из Венеции на Мурано перевезли все стекольные мастерские. Чудесное стекло составляло одну из главных статей дохода Светлейшей республики и мастерам, создававшим великолепные кубки, чаши и бокалы, запрещалось покидать остров.
Пятнадцать лет спустя юный аббат Казанова прочитал свою первую проповедь. Прихожане с удовольствием слушали статного юношу. После проповеди кошелек для пожертвований был полон денег и любовных записочек от прихожанок. Внешность составляла главное богатство, и он ревностно следил за ней - тщательно завивал локоны и напомаживался. Кюре церкви Сан-Самуэле усмотрел в этом происки дьявола и однажды, застав Казанову спящим, срезал ножницами все его роскошные кудри. Мечты о высших церковных должностях привели юношу в Рим. Но очень скоро он без сожаления расстался с сутаной и сменил ее на мундир военного, рассчитывая добиться высот на этом поприще. Но и тут ждало разочарование. И в роли священника, и в роли военного чинов и наград Казанова не дождался. Оставалось сменить мундир на дорожный камзол.
Играть и наслаждаться
Он везде легко заводил знакомства, легко влюблялся и так же легко расставался. Возвращение в Венецию было бесславным. Джакомо мечтал прибыть на родину богатым и знаменитым, а вернулся без гроша в кармане. Неизвестно, как сложилась бы судьба этого человека, но Его Величество Случай уже подстерегал своего избранника. Случай ведь принимает разные обличья, например, роняет перед вами чужое письмо. Можно пройти мимо. А можно потянуть за ниточку и раскрутить пружину удивительных событий.
Однажды у палаццо Соранцо Джакомо встретил человека в красной мантии. Садясь в гондолу, незнакомец... Да, обронил письмо. Казанова подобрал его и тотчас вернул владельцу. В благодарность вельможа пригласил учтивого юношу в свою гондолу.
По пути у пожилого сенатора Маттео Брагадина (а это был один из богатейших людей Венеции) случился сердечный приступ. Казанова обладал весьма скромными познаниями в медицине, но помощь сумел оказать. Не оставил он Брагадина и в его роскошном палаццо. Отчего-то Брагадин решил, что его новоиспеченный юный друг наделен сверхъестественными способностями. Джакомо разуверять сенатора не стал. Почуяв верное дело, он мгновенно вошел в образ специалиста по оккультным наукам, властителя тайн бытия, сокрытых в магическом цифровом коде. Итак, шарлатан устроил сеансы, с поразительной наглостью и апломбом изрекал пророчества перед доверчивым вельможей. Брагадин поселил Казанову в своем палаццо, назвал приемным сыном и назначил ему недурное содержание. Казанова стал сутками напролет пропадать в ридотто - так в Венеции называли игорные дома.
Входить в ридотто дозволялось только в маске. С открытыми лицами оставались лишь банкометы и крупье - одетые в черные тоги патриции. Помимо игрового зала в заведении имелось несколько салонов, где подавали кофе, чай, шоколад, фрукты, вино. Для тех, от кого отвернулась фортуна, был предусмотрен «салон вздохов». Здесь играли по-крупному в вист, пикет, три-трак, брелан, бассет, ландскнехт, тонтин, турникет и, конечно, в фараона - фаворита всех азартных игр галантного века. Казанова предпочитал бириби.
Однако каждый день во Дворец дожей, в щели для доносов, сделанных в форме львиных пастей, поступали все новые сообщения от агентов Светлейшей республики. Казанову обвиняли в кабалистике и занятиях магией. Джакомо заинтересовалась государственная инквизиция. Сенатор Брагадин посоветовал своему любимцу срочно покинуть Венецию. Казанова вернулся много лет спустя, когда Светлейшая республика подзабыла прегрешения своего блудного сына.
Казанова, К.К., М.М. и ее любовник
Остановим на время ход этой истории, чтобы заглянуть в мемуары Джакомо Казановы. Один единственный раз наш герой собрался под венец. Имя невесты он галантно скрыл под инициалами К.К. Однако дотошные казановисты выяснили, что звали ее Катерина Капретта и было ей в ту пору 14 лет. Влюбившись без памяти, Джакомо предложил своей избраннице стать женой, сделав свидетелем их брака лишь одного Бога. В тот же день их союз был освящен ее девственной кровью: «К.К. героически стала моей женой, как и подобает каждой влюбленной девушке, потому что в наслаждении, когда осуществляется твое желание, упоительно все, даже боль. Она изнемогала снова и снова, а я причащался бессмертию». Влюбленный Джакомо просил руки Катерины у ее отца, но получил категорический отказ. Более того, разгневанный отец сослал юную невесту в монастырь на Мурано.
В середине XVIII века на острове Мурано было полтора десятка монастырей. Возлюбленную Казановы отправили в монастырь Святых Ангелов. Руины его можно найти и сегодня, если идти по набережной вдоль канала дельи Анджели. Во времена Казановы венецианские монастыри мало походили на суровую обитель духа, напротив - они славились свободой нравов. Чтобы иметь возможность видеть возлюбленную, Казанова регулярно ходил к мессе. У Катерины в монастыре появилась подруга, которая посвятила ту во все таинства Сапфо. В мемуарах Казанова именует ее М.М. Истинное имя этой любвеобильной монахини - Марина-Мария Морозина.
Для Джакомо встреча с М.М. стала началом удивительного чувственного приключения. Действующие лица - он сам, К.К., М.М. и ее любовник, французский посланник Берни. Было все - тайные встречи и письма, переодевания, однополая связь юных монахинь, любовь втроем, обмен любовницами. Но однажды в дверь квартирки, которую снимал Казанова для интимных встреч - во времена Казановы они назывались казино - требовательно постучали. Великий Мессир (начальник полиции) велел учинить обыск. Вот уже который день по городу ходили слухи, что Трибунал государственной инквизиции решил арестовать Казанову. Но Джакомо не слушал ни своих многочисленных знакомых, ни сенатора Брагадина, советовавших ему быстрее убраться из Венеции. «Приказано взять вас под стражу живым или мертвым», - сказали Казанове...
«В гостях» у дожа
Так Казанова оказался во Дворце дожей, бывший не только средоточием государственной власти Светлейшей республики, но и тюрьмой. В восхитительном дворце из истрийского камня на лестнице Гигантов короновали дожей, здесь заседал Сенат. В этих же стенах вершилось и правосудие. Ничего нельзя было скрыть от Совета десяти и трибунала инквизиции. Суд был скорым и беспощадным.
Жертвы ожидали приговора в зале делла Буссола, по соседству с камерой пыток. Приговоры приводили в исполнение здесь же. На шею осужденного набрасывали петлю из шелкового шнурка, конец которого был привязан к колесу. Одним поворотом колеса палач лишал заключенного жизни. Ночью за телом узника приходила гондола. Топили тела казненных в водах канала Орфано. Но и тех, кого бросали каменные казематы поцци в подземельях Дворца дожей, ждала незавидная судьба. Часть камер находилась в чердачных помещениях Дворца дожей прямо под свинцовой крышей, из-за чего эти темницы прозвали «пьомби». Условия здесь были более сносными, хотя зимой узники страдали от нестерпимого холода, а летом от невыносимой жары. Именно в пьомби и угодил Казанова.
До сих пор не известно, по какому обвинению он был арестован. Однако нашлись доносы, где Казанову обвиняли в чтении и хранении запрещенных книг, занятиях кабалистикой, распутстве и богохульстве. Этого было вполне достаточно, чтобы на пять лет упечь жертву «под свинец». В лучших традициях венецианской Фемиды осужденному о приговоре не сообщили. Темницей Казановы стала убогая зловонная каморка, настолько тесная, что он даже не мог встать в полный рост. Осужденный постоянно находился в кромешной тьме, камера кишела блохами, по ней разгуливали крысы. К тому же дело было в июле, стояла одуряющая жара, от которой мутился разум.
Ярость и гнев, поначалу овладевшие Казановой, довольно быстро сменились спокойствием. Он решил сделать то, что не делал до него еще никто - бежать из пьомби. Ему приходилось не раз бывать во Дворце дожей, и потому Джакомо неплохо представлял расположение помещений. Прямо под его камерой, этажом ниже, находился зал Трибунала инквизиции. Двери в него открывали рано утром. Если удастся проникнуть туда ночью и спрятаться под столом, то поутру можно было беспрепятственно выйти из Дворца.
План был хорош, дело оставалось за «малым» - пробить в камере пол. На чердаке, куда узника изредка выпускали на прогулку, Казанова нашел старый железный засов и ухитрился пронести драгоценную находку в камеру. Потратив не один день на то, чтобы заточить засов о камень, Казанова изготовил отличный стилет. Теперь он мог долбить деревянный пол темницы. Мешала лишь постоянная темнота. Но хитрец нашелся и здесь: небольшая кастрюлька, в которой ему приносили обед, масло из салата, вата, надерганная из стеганого одеяла - вот и готов светильник.
Почти Монте-Кристо
Он работал без передышки. Под первым рядом толстых досок оказался другой, под ним - третий. Но когда с досками было
Наконец путь вниз был открыт. Но тут... Казанову перевели в другую камеру. Да еще и обнаружили приготовления к побегу. Теперь охрана ежедневно осматривала его темницу.И хотя Казанова сохранил при себе стилет, воспользоваться им не было ни единого шанса.
От подобного удара у кого угодно опустились бы руки, но не таков был Джакомо. В его новой камере было светло, и он уговорил стражу приносить ему книги. Казанове разрешили читать и обмениваться книгами с монахом, отбывавшем срок в соседней камере.
Книгообмен превратился в переписку. Пером служил специально отращенный ноготь мизинца, а чернилами - сок тутовых ягод. Неграмотная охрана не замечала писем. Казанова использовал все свое красноречие, чтобы склонить монаха к побегу. Джакомо уверял, что у него есть план и отцу Бальби нужно лишь соединить их камеры, а остальное он возьмет на себя. Монах взялся за дело.
Отец Бальби справился с тюремными досками довольно быстро и однажды ночью Казанова очутился в камере монаха. Стилетом они проделали дыру в потолке, отогнули свинцовые листы и выбрались на крышу Дворца. На этом план Казановы заканчивался. Что делать дальше, он не имел ни малейшего представления. Прогулка по скользкой от тумана крыше оказалась занятием опасным. Наконец, Казанова нашел на крыше небольшое окошко, через которое они проскользнули во Дворец. Минуя череду комнат, взламывая двери и замки, арестанты прошли сквозь архивы и канцелярию дожа, через зал Четырех дверей и остановились у запертых ворот. Дальше идти было некуда. Казанова решил положиться на милость судьбы. А она тут как тут! Через окно Казанову и Бальби заметили прохожие и, приняв их за случайно запертых посетителей Дворца, позвали ключника. Он открыл ворота, и Казанова и Бальби не спеша спустились по лестнице Гигантов, пересекли двор и через ворота Порта делла Карта, вышли из дворца Дожей и скрылись из города.
Беден и зол на весь свет
Семнадцать лет Казанова колесил по Европе. Жизнь его изобиловала романами, приключениями и авантюрами. Судьба сводила Джакомо с королями и философами, ворами и куртизанками, порой он бывал сказочно богат, а иной раз становился нищим. Он влюблялся, дрался на дуэлях, пускался в финансовые махинации, исполнял секретные поручения, писал книги... Он мчался туда, где монеты были звонче, вино пьянее, а женщины горячее. Ради одной минуты блаженства он рисковал всем, но зато получал все, что желал. Сarpе diem!
Женщины будоражили его кровь: знатные, закутанные в шелка и кружево, куртизанки, шлюхи из придорожного трактира, девушки, горящие краской первого стыда... Все равно. Приключение, психологическая игра, буря и натиск, интрига - вот его жизнь. Венецианца принимали в лучших домах, он был вхож к монархам. Просвещенной беседой его удостаивали Казанову Вольтер, Руссо, Екатерина Великая. Недостаток образованности или знания сути какого-либо предмета Казанова компенсировал даром импровизации. То он на коне, то без гроша в кармане бежит, спасаясь от кредиторов, обманутых мужей, а подчас и правосудия. Из-за афер с поддельными векселями, например.
«Парижская опера блистала огнями. Мне предложили место в ложе, соседней с ложей мадам де Помпадур. Фаворитку сопровождал маршал Ришелье. Он обратился ко мне: «Какая из актрис на ваш вкус самая красивая?» - «Вон та». - «Но у нее же отвратительные ноги!» - «Я их не замечаю, месье, так как, разглядывая красоту женщины, я первым делом развожу их в стороны, чтобы убрать с поля зрения!» Наутро фривольную шутку повторял весь Париж.
И вот Джакомо в Триесте. Он беден, одинок, а впереди маячит старость. Ему пятьдесят, и он устал от бесконечных скитаний. Он делается расчетливым и перестает быть авантюристом. Его покидает вера в свою счастливую звезду, что вела по жизни. Его покидает сексуальная сила. Даже невероятная удача в картах и азартных играх отвернулась от бывшего баловня судьбы.
Теперь его удел - шашни с престарелыми графинями, мещанками или крестьянскими девушками, чью девственность можно купить за горсть цехинов... Он мечтал вернуться в Венецию. Но просьбы о разрешении вернуться в родной город долго оставались без ответа. И наконец 10 сентября 1774 года консул Светлейшей республики в Триесте вручил Казанове грамоту, позволявшую бывшему арестанту беспрепятственно вернуться на родину.
Поначалу все шло хорошо. Весь город только и говорил о Казанове. Он сделался гостем самых именитых венецианцев - всем не терпелось услышать историю его удивительного побега из пьомби. Но интерес этот скоро угас, и о «возвращенце» позабыли. Казанове же надо было как-то устраивать свою жизнь.
Он пытался издавать журнал, но дело не пошло. Попробовал себя в роли театрального импресарио, но потерпел фиаско. Просить помощи было не у кого - многие друзья и покровители уже умерли. Помыкавшись некоторое время без дела, Казанова решил подзаработать доносами, став осведомителем инквизиции. Его доносы сохранились, они лицемерны и жалки. Казанова обиделся на весь свет и разразился ядовитым памфлетом, в котором высмеял высшее венецианское общество. После публикации разгорелся грандиозный скандал. Автор пытался оправдываться и извиняться, но было поздно. Ему предложили: изгнание или тюрьма. В начале 1783 года Казанова покинул Венецию. Через полгода, сильно рискуя, он наведался в город последний раз.
Галантный век подходил к концу, наступали иные времена, в которых Казанове не было места. Он умер спустя 15 лет, успев узнать о падении Светлейшей республики, захваченной войсками Наполеона. А двумя столетиями позднее у Дворца дожей в Венеции появился памятник. Михаил Шемякин изобразил Казанову галантно склонившимся к механической кукле. Только вот простоял памятник лишь несколько месяцев: новые скульптуры в Венеции разрешено устанавливать на непродолжительное время. Джакомо Джованни Казанова опять оказался вне закона, вновь разминувшись с городом Святого Марка...
