Почему выбрали эту профессию?
Всегда было тяжело жить без адреналина, в 16 лет загорелась идеей стать военным корреспондентом. Хотелось рисковать, спорить, выяснять правду, бороться с несправедливостью, помогать людям и много путешествовать.
Правда, за три года на факультете журналистики я чуть было не забыла, зачем вообще сюда пришла.
Больше года я работаю выпускающим редактором в петербургском интернет-издании, и единственное путешествие, которое я проделываю, — путь от дома до офиса. На дистанционке моим рабочим местом вообще стала кровать.
Сколько времени уделяете работе?
Официально — семь часов в день. Но на деле я постоянно мониторю новости, это происходит уже на каком-то рефлекторном уровне, мне страшно выпасть из повестки. Такая новостная зависимость.
В чем проявляется профессиональная деформация?
Я написала столько новостей, где супруги убивали друг друга из-за ревности, сыны своих отцов — из-за денег, силовики избивали протестующих, а суды выносили иногда неожиданно строгие или, наоборот, удивительно лояльные приговоры, что у меня начались серьезные проблемы с доверием к людям и повысилась тревожность. Я постоянно кручусь в водовороте чьих-то трагедий и часто чувствую себя подавленно.
Горюю, когда люди ленятся анализировать информацию и безропотно принимают однобокую позицию, не желая верить и признавать, что СМИ часто манипулируют их сознанием и настроением.
Особенно это относится к знакомым, которые принципиально слушают либо только «Дождь» и читают «Медузу», либо увлекаются ток-шоу с Владимиром Соловьевым, чью речевую агрессию я совсем не переношу, и проводят вечера за просмотром «Первого». Попытка объяснить важность критического мышления иногда приводит к конфликтам.
Также недопонимание провоцирует и другая особенность — я цепляюсь за любое событие как за новость. Когда только начался коронавирус, мне были интересны подробности учебы моей подруги из медицинского университета, где впервые в Петербурге зафиксировали случай COVID-19.
Я подробно расспрашивала, как она учится — очно или дистанционно, ходят ли студенты на отработки, нарушаются ли какие-то правила, как ребята сидят на строгом карантине в общежитиях. Моя собеседница не могла понять, интересуюсь я этим просто по-дружески или по-журналистки.
Вообще, друзья иногда обвиняют меня в том, что я веду себя так, будто беру интервью. Если честно, я сама не всегда могу отделить свой журналистский интерес от обычного человеческого — иногда меня это пугает. Я как будто бы не умею отдыхать и рвусь работать, даже когда это не нужно.
Мешает или помогает профдеформация в жизни?
Мне не нравится, что у меня пропала юношеская безбашенность и энергия, а ведь без азарта и страсти в журналистике не прожить. Я стала больше замыкаться в себе, чтобы не навредить друзьям и родным из-за своего нестабильного настроения. Иногда я могу весь день злиться из-за одной новости, если узнаю, что, например, человек жестоко избил собаку.
Мне больно от трагедий других людей. Наверное, хотелось бы стать супергероем, который умеет заранее предотвращать чужие конфликты и беды.
Появляется мотивация много работать, когда сталкиваюсь с какой-то несправедливостью в обществе. У меня сразу включается режим «срочно нужно всех спасти».
Сейчас я занимаюсь с психотерапевтом. Это сложно и порой даже больно, ведь приходится выворачивать себя наизнанку, много вспоминать и заново проживать негативный опыт. Вообще всем советую посещать специалиста и восстанавливать ментальное здоровье, ведь тогда в мире будет меньше ссор, стрессов и дзен можно будет поймать не только во время медитаций на йоге.
Читай также:
А еще смотри, как выглядит квартира Ольги Бузовой за 120 миллионов рублей:
